Заметив потеплевший взгляд Ясачного (боцман питал слабость к ребятишкам), Футоров прикрыл фотоснимок блокнотом, как бы подчеркивая этим всю важность предстоящего разговора.
Боцман взглянул на часы — времени оставалось в обрез, — лицо его стало строгим и, пожалуй, торжественным. Положив на стол партийный билет, он сказал:
— Прошу до времени сохранить.
Футоров молча перелистал его и запер в несгораемый ящик стола.
— Я должен предупредить вас, мичман, — сказал замполит, — оперативной группе поручено ответственное задание. Операцией будет руководить капитан Клебанов. Вас, Петр Михайлович, привлекли потому, что для успешного выполнения задачи нужен моряк, отлично знающий побережье. Наш долг, не выходя за круг обязанностей пограничной службы, помочь чекистам. Ясно?
— Ясно, товарищ капитан-лейтенант.
Подхватив покатившийся в обратную сторону карандаш, замполит перешел к главному:
— Кого вы наметили в осмотровую группу?
— Старшину первой статьи Хабарнова и комендора Нагорного.
— Почему Нагорного? — удивился замполит.
— Товарищ капитан-лейтенант…
— Почему вы остановились на комендоре?
— Я считал так, Герасим Родионович: чем сложнее задачу решает человек, тем крепче становится его характер.
— Не улавливаю связи, — заметил Футоров и, положив локти на стол, скрестил узловатые пальцы сильных по-рабочему крепких рук.
— Парень столкнется с такими трудностями, что…
— Если я правильно понял, вы хотите взять с собой Нагорного, не объясняя ему задачу операции?
— Понимаете, Герасим Родионович, парень он прямой, честный, ему этот театр…
— Как это «театр»?! — обозлился Футоров и сжал руки так, что побелели фаланги пальцев. — Первая же случайность может погубить Нагорного и провалить все дело. Вы даже не подумали о человеке! Парень вам верит, стремится подражать во всем, даже в привычках… Вы заметили, как Нагорный в минуту раздумья сдвигает ладонью шапку на лоб? Точь-в-точь, как это делаете вы. Для Нагорного вы тот идеальный образец моряка и человека, которому он готов следовать во всем и всегда, и вдруг… Нет, вы понимаете, к чему это могло привести?
— Признаться, Герасим Родионович, я думал так: кранцы подкладывать этому парню не надо. Чем больше будет бортами стукаться, тем крепче станет. Кроме того, было у меня еще одно опасение… У Нагорного, что на душе, то и на лице, какой ветер — такая и волна. Вернется с почты, погляжу на него — знаю, от кого письма получил: от друга, от матери или от Светланы…
— Вы думаете, что Нагорный может себя выдать? — спросил Футоров,
— Боюсь…
— А я не боюсь. Скрывать мысли, чувства и настроения от своих товарищей — зачем? Разве зазорно любить и быть любимым? А вы обратили внимание на то, как ведет себя Нагорный, когда около него появляется фельдшер? Болтанка. Команда в лежку, а Нагорному хуже всех. Фельдшер его спрашивает: «Как самочувствие?», а он: «Люблю свежую погоду!» и еще улыбается…