Бежало время. Утекало, как вода сквозь пальцы. На Сретение устроил смотр егерям. Ефим Мордвинов, ставший в мое отсутствие полковником, откровенно недовольствовал спешкой, резонно полагая, что откроется много упущений. Набаловался, вдалеке от начальства. Вообще-то приятно было видеть знакомые лица после четырех лет, насыщенных всякого рода событиями; но обстоятельства требовали крутого обращения безо всякой приятности. Полк мною был создан и вскормлен. Меня в нем почитали, как отца родного. Однако перейти к строгим экзерцициям от деревенской расслабленности, когда главное занятие — выколачивать из крестьян подати, а между делом бражку отнимать и девок щупать… Нелегко это, знаете ли. Жили спокойно — вдруг генерал прискакал!
Правда, одно средство подсластить горечь встречи я про запас держал. Дивиденды за прошлый год, на вложенный в дело запасный капитал полка — и не в общую кассу, а к раздаче по долям. Суммы выходили сравнимые с жалованьем. Быть может, опрометчиво с точки зрения чистой коммерции так раздавать доходы, не сочтясь еще с лондонскими кредиторами — только иначе и у меня бы не оказалось денег на все многоразличные нужды. Не идти же на подлог, забрав кассу компании себе, в ущерб прочим акционерам. И еще, ввиду неизбежных на войне случайностей, хотелось расплатиться с людьми, пока все живы. Кстати, мастеровым в Тайболе прошлогодние долги тоже отдал. В серьезный бой принято надевать чистое исподнее — не помешает и чистая совесть. Все равно, есть ли там что за гробом, или нет.
Вторым, после Тулы, важнейшим пунктом по пути на юг был Тавров. Собственно, в этом городишке меня интересовал только засевший на верфях Змаевич. Требовалось заблаговременно выстроить отношения и согласовать планы.
Согласно фамильному преданию, род вице-адмирала происходил от приобщившихся к цивилизации и перешедших в католицизм черногорских разбойников. Произошло сие много поколений назад, но и теперь щегольские, аккуратно подбритые усы выглядели, как приклеенные, на суровом лице, будто вырезанном из дуба с гор Монтенегро. Мы с ним были знакомы, но не более того: почему-то выходцы с адриатических берегов не очень дружат между собой в России. Может быть, опасаются людей, способных пролить свет на их прошлое? Я не склонен собирать сплетни, пересчитывая, за чьей спиною осталось больше свежих трупов — однако историю Змаевича знал. В ней, как в романе, перепутались вековая вражда знатных родов, коварное похищение дочери турецкого аги, междоусобная резня на улицах городка Перасто, бегство от венецианского правосудия и константинопольская тюрьма. Не стоило забывать, что в русскую службу моряк вступил при посредстве Толстого: стало быть, связан по этой линии с моими врагами.