— Что там происходит? — спросил он.
— Откуда мне знать, черт возьми? — сердито ответила она вопросом на вопрос. — Ты приказал мне не высовывать головы.
— Но тебя назначили в головной дозор.
— Ты же объяснил мне, как выполнить то и другое, — сказала она с издевкой, — узнать, что там происходит, не высовывая головы из окопа.
Он молчал. Не говоря ни слова, достал пачку сигарет и протянул ей. Она взяла одну, он дал ей огня и закурил сам.
— Я думала, нам курить нельзя, — сказала она.
— Да мать бы их так! Мне уже осточертело играть в их дурацкие игры.
— Взвод когда подойдет?
— Не раньше, чем стемнеет. Мы решили, для них будет опасно двигаться раньше.
— Тогда зачем же ты сюда приволокся?
Он смотрел на нее, в темных его глазах был блуд.
— Должен же был кто-то тебе сказать об изменении в наших планах.
Она недоверчиво посмотрела на него. Ведь мог послать кого-нибудь еще, он был не обязан делать это лично. Но она знала в чем дело. До сих пор она оставалась единственной женщиной в их взводе, которую он не имел.
Это ее не слишком беспокоило. Она с ним справится, если будет надо. Или захочется. Все тут делалось слишком запросто. Все традиционные табу мусульман бесследно сгинули. Им было сказано, что в борьбе за свободу долг женщины ублажать мужчин. В новом, свободном обществе никто не покажет на них пальцем. Это был просто еще один способ участия женщин в общей борьбе за победу Дела.
Он снял флягу с ремня и отвинтил крышку. Запрокинул голову и дал воде свободно потечь ему в глотку, затем передал флягу ей. Она вылила несколько капель себе на ладонь и смочила лицо.
— Жарко, клянусь Аллахом, — сказал он.
Она кивнула, возвращая ему флягу.
— Ты счастливчик, — сказала она. — Я тут проторчала уже два часа. Тебе до темноты остается меньше.
Она опять перекатилась на спину и надвинула козырек каски на глаза от солнца. Могла хотя бы поудобней устроиться, пока ждала. Вскоре почувствовала на себе его взгляд. Сквозь прищур век она видела, как он не отрывая глаз смотрит на нее. Мысленным взором увидела темные пятна пота на своей хлопчатобумажной форме под мышками, на талии и на штанах, где они раздваивались. Это было, как если бы она сама пометила на теле свои интимные места.
— Попробую малость вздремнуть, — сказала она. — Эта жарища меня доконала.
Он не ответил. Она взглянула в небо. Оно было того оттенка синевы, что всегда заставляла думать о близком конце лета. Странно. До сих пор она всегда ассоциировала это с концом летних каникул и возвращением в школу. Ярко вспыхнуло воспоминание. День был такой же, как сейчас, под таким же синим небом, когда мать сообщила ей, что ее отец собирается разводиться. Из-за той американской сучки. И из-за выкидыша, который сделал ее бесплодной, неспособной родить ему сына.