— Вранье! Кроме Юсефа никто не мог быть заинтересован в том, чтобы владеть кассетой. Он солгал! — Снова Бейдр промолчал. Все, что она говорила, лишь подтверждало его собственное мнение. — Есть еще копии?
— Надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы мои сыновья узнали о связи их матери с евреем. — Впервые боль, которую он испытывал, проникла в его голос: — Сознаешь ли ты, женщина, что ты натворила? Если бы это вышло на публику, Мухаммаду никогда не стать наследником трона. В то время, как мы воюем с Израилем, какой араб мог признать своим правителем и духовным вождем человека, чья мать совершила прелюбодеяние с евреем. И вообще вопрос — законнорожденный ли он? Своим поступком ты могла не только лишить сына престолонаследия, для которого он был рожден, но стать причиной потери всего, за что боролись мой отец и я всю нашу жизнь.
— Мне очень жаль, Бейдр, — сказала она. — Но мы так отдалились друг от друга, что я подумала, все это между нами уже не имеет никакого значения. Я знала о твоих женщинах. Даже признавала их. Но теперь я вижу, что не имела права воспользоваться даже той свободой, которую ты мне предоставил. Наверно, будь я арабкой, я бы знала об этом, но я не арабка. И я никогда не могла бы жить той фальшивой жизнью, которой живут они, глядя, но не видя, веря в лживые слова.
— Теперь уже поздно об этом. Я распорядился, чтобы тебя и детей вернули послезавтра в Бейрут. Ты будешь жить в нашем доме без права выходить за ограду, с кем-либо встречаться, переписываться или разговаривать по телефону, кроме как с некоторыми ближайшими членами нашей семьи и слугами, — до января, когда Мухаммад будет официально введен в престолонаследие.
— А после этого?
— На другой день после инвеституры тебе будет разрешено вернуться домой в Америку навестить своих родителей. Будешь там тихо жить до получения бумаг о нашем разводе.
— А дети?
Глаза его сделались будто из синего льда.
— Детей ты больше никогда не увидишь.
От боли в сердце у нее зашлось дыхание.
— А если я не соглашусь? — с трудом произнесла Джордана.
Она никогда раньше не замечала в нем такой неумолимости.
— У тебя нет выбора. По законам ислама за прелюбодеяние — забивают камнями до смерти. Ты хочешь, чтобы твои дети увидели это?
— Ты на это не пойдешь! — воскликнула она в ужасе.
Взгляд его был тверд.
— Пойду.
И тут она словно прозрела.
— Юсеф! Ты убил его!
В его голосе было почти сочувствие:
— Юсеф сам убил себя, — сказал он, показывая рукой на видеоплейер. — Вот этим.
Она была сломлена. Больше не в силах сдерживать слезы, больше не в силах смотреть на него, она упала на колени, закрывая лицо руками. Рыдания сотрясали ее тело.