— Да, — ответил он. — Люди там проще. По большей части, точно знаешь, что они думают.
Она колебалась.
— У вас там была девушка?
— Такой, чтоб единственная, — нет. Но было много свиданий. А у тебя?
— У меня очень строгий отец. Мне очень мало что дозволяли. Когда я захотела пойти в колледж, был большой скандал дома.
Они опять замолчали. Он смотрел на тлеющий кончик сигареты. На этот раз первой заговорила она:
— У вас синие глаза…
— Да, — согласился он. — Отец говорит, что это восходит ко временам Священных войн. С тех пор синие глаза нет-нет да появляются в нашем роду.
Она отвернулась и стала смотреть на море.
— Должно быть, вы очень разочарованы во мне после западных девушек, которых вы знали.
Голос ее был очень тих.
— Неправда, — быстро отозвался он. — Я никогда не принимал их всерьез. Они совершенные пустышки. Не то что наши.
— Зато очень красивые… Высокие…
— Мариам, — сказал он.
Она повернулась к нему.
— Ты тоже очень красива.
— Я?! — переспросила она. — Вы на самом деле так думаете?
— Я так думаю… — Он взял ее под руку. — Тебе по-прежнему хочется за границу?
— Да.
Он улыбнулся.
— Значит, медовый месяц мы проведем в Европе.
Так они и поступили. Поженившись в конце июля, август они провели в путешествии по континенту. В сентябре, когда Бейдр привез Мариам обратно в Бейрут, а сам уехал в Америку продолжать учение, она была уже беременна.
Продолжение танцев состоялось на верхней палубе, куда гости постепенно стягивались после ужина. Бейдр по обыкновению исчез, как только было подано угощение. Это была его манера устраивать свои свидания; уйти, пока все заняты едой, а когда с ней покончено, вновь присоединиться к гостям. Таким образом его отсутствие могло остаться никем не замеченным.
Джордана села за стол так, чтобы уловить момент, когда он вновь появится в салоне. Бейдр продолжал оставаться загадкой для Джорданы, несмотря на девять лет замужества. Не удавалось ей понять его до конца. Временами казалось, он просто забывает о ее существовании, а то вдруг ни с того ни с сего так подловит, что страшно делается: наверняка он знает о ней все, до последней мелочи.
Как сегодня… Она видела футляр от Ван Клеефа на подушке, но почему-то в ней взыграл дух противоречия, и она решила не принять подарка. Может быть, потому, что он не мог свои приходы и уходы искупать другим подарком… Его виной нельзя было воспользоваться, чтобы успешно манипулировать им, как это бывало с американскими мужчинами, которых она знала. Он был таким, каким он был от природы, и никто не смог бы его переделать. Его реакции были прямолинейны и непосредственны. Из тьмы его нутра подчас подавал свой голос дикий зверь.