Корж посмотрел на часы. Было ровно час.
— Я тоже тороплюсь в одно место, но у меня запас есть — целых два часа.
— Запас карман не тянет, а все же лучше явиться на полчаса раньше, чем опоздать хоть на полминуты.
— Не опоздаю. Ну, бывай здоров!..
— Всего!..
Корж сел в трамвай и через несколько минут был в Управлении.
— Вас спрашивал начальник, — сообщил секретарь отдела.
Корж даже не зашел к себе в кабинет. Новиков встретил нетерпеливым вопросом:
— Ну, как дела?
— Сейчас пошла последняя почта от Оливареса Воронкову. Почтальона до места сопровождает лейтенант Грачев.
— Быхин поехал?
— Он. Я с группой выезжаю немедленно. Нужно опередить поезд.
— Кто с вами?
— Трое оперативных работников, радист Перлова и шифровальщик.
— Не мало?
— Я рассчитал. Поможет и Грачев.
— Хорошо. А с Оливаресом как решили?
— Я прошу не трогать его до нашего возвращения. Наблюдение за ним установлено надежное, и он никуда не уйдет. Я не знаю, с чем обратно пошлет Воронков отца к нему.
— Ладно. Я полагаюсь на вас. Действуйте, Алексей Петрович. Желаю удачи!
Они крепко пожали друг другу руки.
Оперативная группа выехала на двух машинах.
Дождь зарядил, видимо, всерьез и сыпал, словно из сита, не переставая. Шоссе блестело черной глянцевитой поверхностью. В выбоинах накапливались лужи.
Корж спросил шофера:
— Не посадит нас этот неосенний мелкий дождичек где-нибудь на проселочных дорогах?
— Нет, — успокоил шофер. — В тех краях песок, и дождь нам только на руку. Мокрая песчаная дорога плотней, по ней гонишь, как по асфальту.
* * *
Быхин на всякий случай взял билет. Нищий, нищим, а нарвешься на несговорчивого кондуктора и, чего доброго, высадят на полпути. К сроку не успеешь, и тогда на старости лет родной же сынок голову оторвет.
Поезд набирал скорость.
Посадочная суета и неразбериха постепенно улеглась.
Присев в уголке на чей-то увесистый чемодан, опутанный веревками, Быхин не торопясь сжевал пирожки, покрестился и отвязал от пояса кружку. Пробираясь между мешков, узлов и корзинок, наваленных в проходе, дребезжащим тенорком затянул:
— Страждущему и неимущему… Христа ради…
Дородная, пожилая молочница, восседавшая на бидонах, слазила куда-то за пазуху и со звоном бросила в кружку двугривенный. Быхин покосился, сказал положенное «Спаси Христос», а про себя подумал: «Корова толстомордая! Ну-ко, отвалила! А за молоко на базаре старается, небось, побольше содрать…»
В деньгах он не нуждался, в котомке за спиной лежало еще более двух тысяч из Лешкиных, но, протягивая руку, он делал критическую оценку каждому подаянию.
— Милостыньку Христа ради… Старичку убогому…