— Чего уж тут говорить, конечно, — вздохнул Афанасий. — Ну, только от того, что посмотришь ты на дом, легче не станет.
— Знаю. А все-таки…
Лешка и перед Афанасием кривил душой. У него было свое на уме, и старик, словно догадываясь об этом, опасливо покачал головой.
— Ох, наживешь с тобой греха! Горяч больно.
Лешка перекрестился на иконы.
— Вот! Слово даю: от саней на шаг не отойду.
— Н-не знаю, как и быть…
— Мне не веришь?.. Только взглянуть… Ведь там и мои деньги вложены. Целых десять тысяч…
«Ну, какие это твои!» — подумал Афанасий, но ничего не сказал.
В конце концов он сдался, и рано утром они отправились в путь.
Морозило. Лохматая лошаденка вся побелела от инея. Белокружевные стояли по бокам дороги деревья. Ярко светило солнце. Снег не скрипел уже, а визжал под полозьями. Небо блестело холодной синевой.
Лешка кутал нос все глубже в воротник, а сам пытливо смотрел по сторонам, узнавая и не узнавая родные места. Дорога почему-то показалась ему шире. Он спросил, что бы это значило.
— Очень просто! — прокричал из тулупа Афанасий. — Тут теперь шасе. Давай-ка закурим, хоть нос дымом погреть. Прогневили господа, вот он и шпарит по пяткам… Стой, милая, иди шажком, а то себе селезенку надорвешь и у нас табак рассыпешь.
При въезде в село Лешка взволнованно заерзал на сене, отогнул воротник, чтобы не крутить головой из стороны в сторону. «Эх, не так бы полагалось въезжать сюда!.. Словно вор, крадучись, с опаской… Как только сердце терпит!.. Ладно!..» — разжигал он себя.
Проехали мимо мельницы-ветрянки с большим крепким амбаром рядом. «Наша», — про себя отметил Лешка, придирчиво осматривая ее от земли до кончиков крыльев. Мельница содержалась в порядке, и от этого, кажется, стало еще муторнее на душе. На другом краю села стояла точно такая же. Туда незачем ехать. Ясно и так: и та стоит целехонька, работает на кого-то. Ей что, деревянной, она даже не чует, что, вот, приехал настоящий хозяин.
Афанасий направил лошадь в другую улицу. Лешка еще издали почувствовал душистый запах льняного семени. Понял: старик свернул нарочно, чтобы можно было взглянуть и на маслобойку.
«И эта наша, — покосился на нее Лешка и тут же с горечью добавил: — Была… Ух, сволочи, если только доведется добраться до вас!..»
Въехали во двор паровой мельницы. «Моя!» — чуть не вслух вырвалось у Лешки при виде большого, в полтора этажа кирпичного здания под железной крышей. На морозе бойко похлопывала труба паровичка, из открытых дверей слышался ровный шум жерновов и дробный перестук сит. Афанасий взглянул на бледное Лешкино лицо, и крепко рванул за рукав. Проговорил сквозь зубы: