Ярка вечерами, сидя на маленькой скамеечке у постели своей воспитанницы (а у нее была настоящая кровать, как у византийской царевны, – подарок Олега), рассказывала о заморских странах, где побывал ее отец, о мраморных чертогах, вокруг которых бродят удивительные звери: белоснежные единороги с золотыми копытами, желтые львы с шелковой гривой и смарагдовыми глазами. О ягодах величиною с кулак, о море, где вода имеет вкус соли и не остывает даже зимой, о деревьях с огромными душистыми цветами на ветвях и разноцветных жар-птицах. А еще говорила, что князь Олег обещал: они никогда ни в чем не будут нуждаться и, когда Ольга вырастет, переедут в большой дворец, а стоять тот дворец будет в самом красивом городе с высокими домами и каменными храмами. Отец почти не говорил с нею, но иногда, даже среди ночи, вдруг наказывал Ярке привести к себе дочь. Истории отца она любила меньше, чем Яркины, то ли потому, что урманское наречие казалось ей менее красочным, чем славянское, то ли отец хуже рассказывал, то ли описание битв и походов не занимало ее. В любой момент отец мог замолчать и отослать ее, мог закричать, застучать кулаком по скамье, жалуясь на судьбу, что не послала ему сына, мог упасть на пол – и белая пена выступала на его губах, пачкала широкую бороду, голова билась о плашки пола. Но Ольга не пугалась, она вообще мало чего боялась.
Когда ей исполнилось девять, князь Олег стал взглядывать на Ольгу как-то уж слишком пристально, и Ярке это не нравилось. А вскоре умер отец, упал на пол, как случалось с ним все чаще, забился головой и – умер. И снова они переехали, в еще больший дом, в огромный город Плесков. Дружинников стало много больше, и стали они теперь – Ольгины. Она прекрасно говорила на нескольких наречиях, отлично ездила верхом и разбиралась в лошадях, какое-то представление имела о народах, живущих вдоль Великого пути, о самом Шелковом пути тоже знала достаточно и отличалась неукротимым любопытством и замечательной выдержкой.
– Великий князь заботится о тебе пуще, чем о родной дочери, – вздыхала Ярка. – Ох, не было бы худа от того.
Князь Олег заехал на охоту в ее леса, просил позволения, как у взрослой, Ольга отвечала ему уверенно. Князь пробыл целую неделю, в первый же день устроил ей экзамен, остался доволен и теми крупицами знаний, что она выказала. Тем не менее прислал двух учителей, славянина и грека, свободных людей, не невольников. Через год Ольга знала больше, чем сама княгиня Силкисиф, даже греческий алфавит начала понимать Ольга. Олег выбирался в ее город нечасто, у великого князя забот много. Но если уж выбирался, то подолгу беседовал о делах совсем не девичьих. Его часто сопровождал молодой дружинник Свенельд, пытался разговаривать с Ольгой, но, хотя в варяжских домах женщины пользовались довольно большой свободой, она никогда не обращалась ни к кому из свиты князя, только к нему самому.