Так предполагалось. Много чего предполагалось как генетиками, так и социологами…
В Галактике сотни миллиардов планет – по большей части газовых, обледенелых, чересчур горячих, лишенных атмосферы, недостающее вписать. Лишь ничтожная их часть пригодна для жизни человека, да и те, как правило, не идут ни в какое сравнение с Землей. Как быть, если процент кислорода в атмосфере может поддержать жизнь муравья, но никак не человека? Строить купола? Вообще отказаться от освоения такой планеты? Или все же создать модифицированную расу, способную поселиться там и постепенно преобразовать экосистему планеты под потребности немодифицированного человека? Ответ казался ясным и простым.
И оказался ошибочным, подобно большинству простых ответов.
Самое удивительное – хотя удивляться этому стали много позднее, – что такой метод звездной экспансии поначалу срабатывал безупречно.
Какое-то время, может, пятьсот лет, а может, и тысячу, мирмикантропы успешно осваивали Галактику для человека. Потом… Ходили разные версии, когда и с чего началось «потом». Очень вероятно, что какая-то колония мирмикантропов по забытой причине на непозволительно долгое время оказалась предоставлена самой себе. Не менее вероятно, что какая-нибудь партия «хомо галактикусов» имела генетический брак, впоследствии усугубленный мутациями. Так или иначе, эта колония развивалась изолированно, постепенно забывая о своем предназначении. Почему ее не уничтожили – ответа на этот вопрос Бранд не знал. Похоже, предки нынешней горстки людей были потрясающе легкомысленными существами. И даже когда люди осознали, что в Галактике у них появились деловитые и неуступчивые конкуренты, никто не забил тревогу. Всего две разумные расы на всю Галактику – разве это чересчур много? Неужели нельзя договориться о мирном разделе сфер экспансии?
Интересно, кто-нибудь пробовал договориться добром с походной колонной эцитонов, усевшись на ее пути? А если пробовал, то оказался ли потом способен рассказать о результатах переговоров?
Спохватились поздно. Людям еще не было известно, что каждая частная, тактическая победа над мирмикантропами – лишь еще один шаг к стратегическому поражению. У муравьев, термитов и пчел много общего с примитивными, жестко запрограммироваными роботами. Так же, как роботы, они заботятся о личной безопасности – если эта забота не вступает в противоречие с интересами колонии. Гибель одной особи ничего не значит для муравейника; гибель тысячи – ощутима, но далеко не фатальна. Гибель девяноста процентов колонии – нокдаун, но не нокаут.