Моим жизненным правилом всегда было: сначала обзавестись изготовленной по достоверным наблюдениям картой для ориентирования. Какой толк в рассказах о царстве природы или о людях, если нельзя выявить место на земле, к которому они относятся, местоположение их в той или иной зоне! Я далек от отрицания заслуг Барта, что уже прежде неоднократно подчеркивал, тем не менее должен воздать хвалу его соратнику Овервегу, так как он умеет определить расстояние от места, где в данный момент находится, до экватора и от любого обозначенного меридиана. У Барта это, к сожалению, не получается. Если бы он хотя бы сделал точные измерения по компасу для наиболее верной ориентации в своих маршрутах и попытался бы определить средний шаг животных, предназначенных для верховой езды на заданном расстоянии, чтобы можно было по этим сведениям сконструировать более или менее точную карту!..“
Когда я заметил, что по скрупулезности исполнения и точности измерения компасом и определений расстояний первое место среди всех путешественников по Африке и Востоку занимает Людвиг Буркхардт и что Барт, вероятно, не был знаком с важными сообщениями о Восточном Судане, собранными этим путешественником, а до него Брауном и Зетценом и после него Лайоном, а также с подлинными первооткрывателями остававшихся очень долго не исследованными глубин Африки — Аудни, Дэнемом и Клаппертоном, ибо Барт в своем письме упоминает лишь Феснеля, Гумбольдт возразил: „То, что он не упоминает вышеназванные имена, вы не должны ставить ему в вину — он просто забыл их привести. Насколько мне известно, Барт перед своим отъездом весьма усердно изучал труды своих предшественников, все прочитал, сам делал или просил других делать для него конспекты и придерживался исторических и лингвистических взглядов, которые нелегко было оспаривать. Если бы только его немецкий язык был менее тяжел, а периоды в его сложных предложениях менее запутанны (в этом отношении Барта можно сравнить с господином Людвигом Баварским[20])!.. Вы правы, упомянутые вами трое англичан были первыми, кто открыл ворота в Нигрицию. Чернокожий друг Барта, вазири Борну, придерживается вполне здравой точки зрения, которую я полностью разделяю: научная экспедиция для изучения глубин Африки должна состоять по меньшей мере из десяти человек. Однако где найти десять ученых, готовых поставить на карту свою жизнь ради цели, которую считает призрачной большая часть наших современников, видящих цель жизни лишь в удовлетворении материальных благ и не рискующих переступить порог собственного дома? Любой же, кто отважится очутиться под лучами африканского тропического солнца, подвергает свою жизнь опасности. Но если бы даже нашлось столько ученых, сколько предлагал вазири, кто из них возьмет на себя расходы по невероятно дорогостоящему снаряжению экспедиции? Для нас это неподъемно; деньги нужны для других, как говорят, более важных дел. Возможно, это и соответствует истине, особенно с тех пор, как четыре года назад ограниченные верноподданные, как выразился жизнелюбивый Рохов или от его имени один из господ действительных тайных советников, осмелились потребовать участия в обсуждении вопросов доходов и расходов демократического кошелька. Допустим, что короля и удалось бы склонить к идее необходимости посылки такой значительной экспедиции в глубь Африки… И вы думаете, что благоразумные палаты, если бы министр финансов предложил им ассигновать полмиллиона для путешествий к чернокожим, станут… благосклонно кивать головами?“