Это был европейский город — если не считать вывесок с иероглифами, рикш и прохожих, тащивших то уток в клетках, то связки капусты на бамбуковых коромыслах.
Теперь Нине было странно, что она так боялась эмиграции. Чего она забыла в несчастной, ободранной России? Шанхай — вот город, в котором стоило поселиться!
Пока они с Иржи бродили по универмагу «Винг Он», Нине одновременно хотелось смеяться и плакать от счастья. Подумать только, еще вчера у нее не было нитки, чтобы пришить пуговицу, а сегодня она держала в руках американские фотокамеры, японские фарфоровые чашки, сумочки из английской кожи, золоченые самопишущие перья… Все было доступно без очереди и по смешным ценам.
Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавки рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.
— Bye-bye makee pay. My send chit.[3]
Оказалось, что и в магазинах никто не платил вперед: достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться.
— Я больше не могу… Иржи, разбудите меня! — шептала потрясенная Нина. Но Лабуда тоже онемел и оглох от Шанхая.
В уютно обставленных мастерских китайские портные принимали заказы на пошив платьев. У скорняков в витринах висели смешные объявления: «Сделаю манто из своей или вашей шкуры».
На верхних этажах универмага — кинотеатр, пекинская опера и рестораны; на крыше — зимний сад. В «Винг Он» можно было зайти и пропасть там на целый день.
В отель Нина и Иржи вернулись другими людьми: нарядными, посвежевшими, с сумасшедшим блеском в глазах.
Нина подвела Иржи к большому — от пола до потолка — зеркалу.
— Посмотрите на нас! Вот теперь мы настоящие — такие, какими всегда должны были быть. А это наша «лягушачья кожа». — Она показала на сверток со старой одеждой. — Нас кто-то заколдовал, но теперь проклятие снято!
Иржи покосился на свою искалеченную руку и спрятал ее за спину.
— Да, наверное.
Вечером Нина лежала в скользкой от крахмала постели и, как книжку, читала меню из ресторана:
— Филе каплуна с пюре из каштанов. Жареный фазан на гренках с соусом из мяса вальдшнепа, бекона, анчоусов и трюфелей. Холодная рыба «Мандарин» с диким рисом, приправленным шафраном.
Ноги гудели, голова кружилась от несуществующей корабельной качки. На полу валялись коробки с покупками — «предметы первой женской необходимости», как когда-то говорил Клим.
Постучавшись, в комнату вошел Лабуда. Аккуратно подстриженный, в махровом халате с пояском, он выглядел совсем мальчишкой.
— Извините, что я вас тревожу, но хотелось бы знать, как мы будем за все расплачиваться. Ведь деньги однажды кончатся.