Парадная лестница из белого сицилийского мрамора, ресторан, где подается прекрасный ростбиф, седло барашка и пирог с почками. К услугам членов клуба — сорок комнат, армия прислуги и газеты, отглаженные утюгом — дабы их было приятнее держать в руках.
Главной достопримечательностью Шанхайского клуба являлся знаменитый «Длинный бар» из красного дерева. Чем ближе ты сидишь к окну, тем выше твое место в клубной иерархии. Согласно обычаю, у самого подоконника были места лоцманов, знавших все мели на Янцзы. Директора крупных компаний и банков шли следом, а в середине и с краю могли располагаться люди попроще — вроде Клима Рогова.
За окнами быстро сгущались грустные зимние сумерки. Седой официант зажег свечи в толстостенных стаканах, стоявших на барной стойке.
Клим в одиночестве потягивал розовый джин и прислушивался к голосам, доносившимся из зала заседаний:
— Для обороны города потребуется не меньше дивизии…
Достав из кармана монету, Клим положил ее на край стакана со свечой. На аверсе были изображены феникс и дракон — символы счастливого союза инь и ян, женского и мужского начала.
Немного подождав, Клим столкнул нагревшуюся монету себе на ладонь: боль была такой, будто кисть пробили ножом. Прикрыв глаза, Клим терпел ее, отбывая заслуженное наказание. Пусть останется шрам на память.
Послышались шаги, и в бар влетел взволнованный Тони Олман.
— Мистер Рогов! Как хорошо, что я вас застал! У меня только что был Дон Фернандо: он сказал, что солдаты Собачьего Мяса арестовали Нину и отвезли ее в нанкинскую тюрьму.
Клим вздрогнул, и монета, звеня, покатилась по барной стойке.
— Кажется, вашу жену подозревают в помощи коммунистам, — добавил Тони. — Я уже ничего не понимаю! Как Нина оказалась в Нанкине?
— Я ее отговаривал, но она все равно поехала. — Клим замолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Вы поедете со мной в Нанкин?
— Сейчас там войска Собачьего Мяса, а они вконец озверели с голодухи и отчаяния. Но, с другой стороны, Янцзы патрулируют британские корабли…
— Вы поедете со мной? — с усилием повторил Клим.
Тони развел руками:
— Тамара меня не простит, если я брошу Нину в беде. Да я и сам себя не прощу.
Состав до Нанкина отправлялся в одиннадцать ночи. Клим и Тони взяли купе на двоих, но на одном из полустанков в поезд набились сотни солдат и кули, ехавших возводить укрепления.
Вагон тут же наполнился запахом чеснока, пота и дешевых папирос; чистенькая уборная за тридцать минут была совершенно загажена. Теперь, чтобы добраться до нее, надо было перешагивать через наваленные на пол мотыги и уснувших людей.