— С твоим подходом к женщинам… — и замолчал, как мог многозначительно. Веснушчатая физиономия расплылась в улыбке от уха до уха.
— О, да! — Он хлопнул меня по плечу и, гоготнув, поспешил к выходу из казарменной трапезной, где мы и устроили мой маленький тайный совет заговорщиков.
Я скорчил кислую рожу ему в спину. Девушка шла к выходу, поддерживая под руки едва плетущуюся старуху. Анатоль поспешил подхватить локоток девушки. Рол, проходя мимо, преядовито заметил:
— К вашему сведению, молодой человек, у меня великолепный слух!
— Кто бы сомневался, — пробормотал я, глядя вслед маленькому зануде.
Веры в мою команду было чуть, но ведь это были единственные мои союзники. Верные друзья — эта мысль рассеяла половину сомнений. Искренняя дружба была как раз тем, чего мне сейчас катастрофически не хватало. Как ни повернулись бы дела, а я уже был благодарен своему маленькому тайному союзу, призванному спасти меня от больших политических интриг. Я улыбнулся и побежал во двор, где уже наверняка начиналось утреннее построение.
Ведьма проснулась с жуткой головной болью. Да и сердце непривычно саднило.
Поднялась на ложе — тихонько закачались серебряные цепи, всё закружилось, и она упала обратно на подушки. Прикрыла глаза, чтоб не видеть медленно вращающегося балдахина, сглотнула.
Ей снился кошмар. Обжигающее прикосновение. Чуждое. Омерзительное. Нечеловеческое.
Нет!
Озарение было столь внезапным, что она снова вскочила. Преодолевая головокружение, поднялась на подгибающихся ногах, опёрлась было на покачивающуюся постель, да тошнота подкатила к горлу, и ведьма упала на каменный пол.
Она приняла на себя удар. Сработала защита, поставленная Тринадцатью, — боль растеклась по кольцу, отозвавшись в каждом, заполонив собой город, и каждый теперь был предупреждён, всякий — встревожен. Но лишь её разум был осквернён чужим прикосновением, и лишь она могла бы узнать тварь.
Тварь.
Дрожь прошла по плечам, мелко застучали зубы. Ведьма подняла взгляд — ажурный мост над бассейном раскачивался, как маятник. Она опёрлась на руки и поползла по холодным мраморным плитам к краю возвышения, упала в голубую, подсвеченную изнутри воду.
Ледяная волна оборвала дрожь, вынула иголочку, всаженную глубоко в мозг. Ноги подогнулись, ведьма осела, нырнула с головой, но глоток ломящей зубы воды окончательно привёл её в чувство. Она, наконец, встала твёрдо на ноги. Убирая с лица чёрные мокрые пряди, по пояс в воде побрела к берегу. Длинная ночная рубашка сверху — липла к телу, снизу — пузырём колыхалась по поверхности. Ведьму начала бить крупная дрожь.