За столом он угрюмо рыгал,
Принимая отцовскую позу,
По-отцовски соседей ругал,
По-отцовски ругал колхозы.
Что ему говорил я в ответ, —
Слов моих бесполезных не помню.
Торопясь, уезжал я чуть свет,
Все молчали в избе полутемной.
Здесь же рассказано и о следующей встрече с братом, через шесть лет — в 1936 году, когда тот уже «перевоспитался» и был, так сказать, реабилитирован (позднее он даже стал членом партии):
Мы сидим за столом.
Мы друзья,
Мы друг другу открытые люди.
Все ты видишь и знаешь, что я,
И любовью надежною любишь.
Говорит Ю. Буртин и о том, что Твардовский, будто бы многим рискуя, с большим трудом добился весной 1936 года переезда отца, матери и младших детей из Русского Турека в Смоленск. Однако еще в 1934 году было принято постановление ЦИК «О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков», которое к 1936 году в значительной мере было реализовано — разумеется, в отношении тех, кто выжил (а погибших в 1930–1933 годах, по всей вероятности, было гораздо больше…) И переезд семьи в Смоленск (а не в родной хутор — это было бы гораздо сложнее) не представлял особых трудностей.
Словом, к 1936 году изменилась политика в отношении «кулаков», а не сам Твардовский. Он в 1935 году написал, а в 1937 году опубликовал стихотворение «Радость», которое сегодня, я бы сказал, страшно читать. Речь идет о судьбе женщины, целиком отдавшей жизнь работе ради хозяйства и детей:
…Ты хлопотала по двору чуть свет,
В грязи, в забвенье подрастали дети
И не гадала ты, была ли, нет
Иная радость и любовь на свете…
Мужа «раскулачили», и вот с ним,
…угрюмым стариком
Куда везут вас, ты спокойно едешь,
Молчащим и бессмысленным врагом
Подписывавших приговор соседей,
Старик в бараке охал и мычал,
Молился богу от тоски и злобы,
С открытыми глазами по ночам
Худой и страшный,
Он лежал бок о бок
И труд был — жизнь, спокойствие твое.
Работать приходилось не задаром
Ты собирала сучье и корье
[187].
С глухим терпеньем труженицы старой.
Так трудилась старуха, и, наконец, — впервые в жизни — обрела истинную радость:
И в славный день
Тебе прочли приказ,
Где премию старухе объявили,
Где за полвека жизни в первый раз
За честный труд тебя благодарили
Ты встала перед множеством людей
С отрезом доброго старушечьего ситца.
И смотришь ты в приветливые лица
И вспомнила замужество, детей…
Наверно, с ними
Радостью своей
Теперь и ты могла бы поделиться.
Не правда ли — поистине страшные стихи… Но, по слову самого поэта, «тут ни убавить, ни прибавить, — так это было на земле».
Должно было пройти тридцать лет, прежде чем Твардовский создал — не побоюсь этого слова — гениальное стихотворение о том же: