Слав и его дружина остановились на широкой поляне. Слуги натянули пестрые шатры, приготовили печеную баранину. И вот уже пошли по кругу братины с холодным вином. Слав давно не ел с таким аппетитом. Зеленый свет, льющийся с гор, заставил его забыть на время всякие заботы, почувствовать себя молодым. Он смотрел в небо и видел бегущие вереницы облаков. Опускал взор на вершины деревьев, и ему казалось, что горы плывут куда-то, только люди остаются на одном месте, окруженные стеной густого леса.
Раздались звуки гайды. Добрик Четирилеха взял ее под мышку, набрал в легкие воздуха, и гайда словно задохнулась от веселья.
Вдруг на поляне показался какой-то старик в рваной лохматой шапке. Деспот дал ему знак приблизиться.
Когда старик подошел, Слав сказал:
— Сядь, пообедай с нами.
— И постоять можно, господин.
— Тогда дайте ему этот кусок.
Старик принял мясо и хлеб, но есть не стал. Судя по всему, он не видел раньше деспота и не узнал его.
— Гляжу на вас… Уж не на свадьбу ли нашего господина направляетесь?
— Может, и так, — сказал Слав.
— Хороший человек он, да вот во время первой его женитьбы обездолили нас его гости. Кто успел спрятать свои стада, тот выиграл. И мне советовали, а я не верил, что могут нагрянуть такие гости. Обобрали дочиста…
— А теперь спрятал стада? — спросил Слав.
— Какие теперь у меня стада? Да и последнюю козу надо увести в горы. Греки не лучше тех, как их там прозывают… фрягов.
— Я прикажу, чтобы не трогали твой скот, дед, — сказал Слав.
— Да ты, господин, видать, можешь и приказывать. Но кто знает, слушают ли тебя?
— Меня слушают, — сказал деспот. — Я Слав, государь твой.
— Да ты ли это? Ан не ты, наш государь старше.
— А я разве молодой? — улыбнулся Слав.
— Не так чтобы молодой, да и не старый.
— За эти слова — держи! — И Слав бросил ему золотую монету.
Старик поднял ее, осмотрел со всех сторон и проговорил:
— Вот теперь верю, что это ты…
Старик поклонился и стал медленно пятиться к лесу.
— Хитер старик, говорит — не молодой, но и не старый, хитер! — проговорил деспот.
А в голосе его слышалась нескрываемая радость.
4
Алекса тосковал по горам, по скалам вокруг Мельника, по отцу, по той нестесненной свободе, которая всегда будоражила его кровь. А здесь негде и из лука пострелять. Сиди над книгами, слушай бесконечные наставления отца Димитрия. Хотя пора бы и свыкнуться с обычаями царского двора, где его приняли как сына… Иван Асень часто по-дружески беседовал с ним. Придворные, сгорая от любопытства, совали ему сладости, стараясь хоть что-нибудь выведать об их беседах, но мальчик молчал. С младенчества усвоил он простую истину царского двора — держи язык за зубами. Развяжи его — царь непременно рассердится и никогда больше не пригласит к себе. А Алекса привязался к нему и, если долго не видел, делался молчалив и угрюм. Тогда и Недана не могла развеселить его.