Восставшие из пепла (Караславов) - страница 188

Ромей еще раз наклонился, схватил своего начальника за, широкий пояс, напрягся, чтобы поднять, но и сам свалился на него.

Новость о деспине Ирине Петралифе и о Феоктисте была для Звездицы полной неожиданностью, и ему стало больно за Слава.

Он вызвал Недю и приказал ему:

— Пусть этих пьяных ромеев бросят в темницы поврозь!

8

Слав снова шел к Фессалоникам. От первого похода к этому городу у него не осталось приятных воспоминаний. Из-под густых, сурово насупленных бровей угрюмо поблескивали его глаза.

Шатры раскинули возле селения Лагадина, там, где когда-то Калоян был смертельно ранен рукой Манастра. Это еще более угнетающе подействовало на деспота. Ромеи будто нарочно, чтобы не дать ему ни минуты спокойствия, определили для лагеря его войск это место.

На заходе солнца Слав предстал перед эпирским деспотом. Феодор Комнин принял его как родственника и союзника и представил своей свите. Слав почувствовал на себе холодные взгляды, стал внимательно следить за эпирским деспотом, дабы не пропустить возможного тайного его знака своим людям, ни одного двусмысленного слова. Слава заботило: что держит на уме Феодор Комнин? Уже несколько дней его послы непрестанно ведут переговоры с латинянами. Если они откроют перед ним ворота крепости, эпирец обещал жизнь всем ее защитникам, обещал не тронуть ни одного дома Фессалоник. Эти обещания вызывали недоверие жителей города, уж очень они были щедры, а кто много обещает, тот обычно никогда не держит своего слова. И они были близки к истине — Феодор Комнин и не помышлял о выполнении своих обещаний. Ему не терпелось, овладев городом, тотчас объявить себя императором. Императорская мантия и красные сафьяновые сапоги, снятые с мертвого Пьера де Куртене, были всегда с ним. Они хранились в специальном сундуке из мореного дуба, украшенном тремя золотыми коронами. Сундук всегда был при нем. Когда Феодор Комнин восседал в своем большом и широком кресле, сундук стоял у него за спиной, и самая крупная корона была видна над его головой. Слав в первый раз видел эпирца, ему были неприятны его остроносое, птичье лицо и бегающие маленькие глазки. Феодор Комнин явно не был рожден для боя — куда ему с такими узкими плечами, хилой грудью и тощими руками! Глаза его перескакивали с одного предмета на другой, не могли, казалось, ни на ком и на на чем остановиться, и это никак не вязалось с представлением о будущем императоре. Излучали они странный зеленоватый блеск, похожий на цвет болотной воды в пасмурный день, по которой бегают водяные жуки, и держали собеседника в напряжении. Когда в шатер вошел Слав, Феодор Комнин поднялся с высокого кресла, и они поклонились друг другу, сначала гость, а потом хозяин, указавший ему место с правой стороны от себя. Честь, которой Слав был удостоен, была немалой, но гость ее и заслужил. Это был единственный его союзник, который привел с собой большое войско.