Все это время Слав не сводил взгляда с лица Ирины Петралифы. Она стояла бледная, с крепко сжатыми губами, ничем не выдавая волнения. И лишь когда обезглавленное тело Феоктиста повалилось с моста в реку, Славу показалось, что она едва не кинулась к своему бывшему любовнику, словно хотела удержать его. Но тут же ее лицо приняло прежнее безучастное выражение.
Слав даже не намекнул ей, что знает об измене, о ее участии в заговоре против него. А Ирина Петралифа надеялась, что ее тайны уплыли вместе с обезглавленным телом Феоктиста. Это положило конец ее страхам. Признаться, Феоктист ей уже надоел со своими бесконечными разговорами о власти, о захвате крепости. В последнее время он даже упрекал ее в том, что она вроде бы довольна своим положением деспины и совсем не похожа на ту, которую он знавал раньше, готовую пойти за ним в огонь и в воду. Эти укоры весьма охладили ее былые чувства к нему, но все-таки она едва сдержала крик, когда его безглавое тело свалилось в реку…
Слав и Звездица молча поднялись в верхнюю крепость. Когда стража открыла им дверь, Слав приказал вызвать писаря Панкратия, скользнул усталым взглядом по лицу первого советника, спросил:
— Так что будем делать, дальше?
— А дальше все просто… Все, что мы знаем, сообщим Феодору Комнину.
— И то, что мы знаем об Ирине Петралифе? — спросил деспот.
— Нет, об этом ни слова… Мы напишем Комнину, что заговорщики, по их словам, получали приказания якобы лично от него. Но мы, зная его добрые родственные чувства к нам, не поверили этой клевете. И жестоко наказали злоумышленников, а его величеству сообщаем, чтобы он знал, какое оружие используют враги, дабы разрушить нашу приязнь и дружбу. Потому как мы уверены, что это злые козни латинского или никейского императоров, которые не питают добрых намерений и чувств к его императорскому величеству… Такое послание успокоит его. Оно убедит Комнина в нашем добром расположении к нему и в мысли, что он нас перехитрил. А это ему будет приятно. Он даже упрека не сделает нам за казненных.
Слав долго молчал.
— А потом?
— Потом опять что-нибудь придумаем…
Разговор был прерван появлением писаря Панкратия. Не дав ему возможности сделать обязательный поклон, Слав указал на стол:
— Пиши!