— Я тебя вижу насквозь, — кричал Комнин. — Ты рад, что и этот дурак вернулся с пустыми руками. Ты рад тому, что я не могу выступить против царя болгар Асеня, твоего возлюбленного тестя… Но назло всем и вся я пойду против него и докажу, на что я способен! Я его раздавлю, раздавлю его, вот так! — Император нажал большим пальцем на подлокотник трона и с диким остервенением стал шевелить пальцами, показывая, как давят насекомое. — Раздавлю я его назло тебе, твоей толстощекой жене — болгарке, всем вам, всем!
Император покрутил головой, мучительно проглотил комок, застрявший в горле, вытянулся на троне. Его тонкие, худые ноги запутались в пестром персидском ковре. Мануил воспользовался минутным затишьем и вышел. Постояв за тяжелой завесой, он снова вернулся как ни в чем не бывало.
— Мой василевс, ваш посол Маттео Занте ждет, когда вы соблаговолите…
Феодор Комнин устало махнул рукой, чтобы брат замолчал.
— Зачем он нужен, если не понимает меня? Да и ты не понимаешь.
— Ошибаешься, мой василевс…
— Нет, не ошибаюсь, Мануил. Ты меня не понимаешь. Никто не хочет понять меня, никто…
То, что император назвал его по имени, было хорошим признаком. Гнев василевса остывал.
— Мой василевс, ты знаешь, что…
— Знаю! Знаю, что Иван Асень отправил послов в Константинополь. Знаю, он что-то замышляет против меня. Знаю, знаю все!
— Но, мой василевс, не забывай, что после изгнания Куртене ты первый нарушил договор с болгарами.
— Вон! — снова вскипел император.
Мануил направился к двери, но вдруг неожиданно остановился.
— Только два слова, мой василевс.
Василевс молчал, а это означало, что он слушает брата.
— Ты хочешь поссориться с Маттео Занте? Но не забывай, за его спиной — много родственников.
— И что, они нападут на меня?
— Нет, мой василевс, но напоминаю, что тогда труднее будет победить Ивана Асеня.
Этот довод охладил пыл императора окончательно. Он глазами показал на собранный под ногами ковер, и два глухонемых телохранителя молниеносно расправили его. Не получив нового распоряжения, они снова стали за спинкой трона, неподвижные, как колонны, безучастные ко всему.
— Пусть войдет…
7
Севаст Алекса ехал в свите царя. Светло-желтая травка едва пробивалась из земли. Дорога словно гнулась под тяжестью коней. Мягкая от влаги земля дымилась под лучами горячего солнца, готовая принять ласку человеческих рук, жаждущая семени. Скоро разольются на ней озера белых ромашек, синих незабудок, заполыхает пестрое разнотравье, но в день святого Георгия, напоенный ароматом зелени, вряд ли нынче будут собираться люди вокруг запеченных молодых барашков. Беда пришла в Болгарию, кони фессалоникийского императора Комнина уже топчут ее земли. И воины, идущие на битву с ним, думают не о барашках, а о той крови, которая прольется из их сердец, орошая эту землю. И у нее возьмут алый цвет маки, еще не расцветшие пионы, дикие горные гвоздики, буйно растущие по плодородным склонам южных гор.