— Га-а-стри-и-ит! — иронически протянул Грищук. — Заявил бы о нем в концлагере, на диету, глядишь, поставили бы.
* * *
Стаял снег, подсохли тропинки, протоптанные их сапогами. Что еще держало их в лесу? Андриянов как-то пошел в овражек за водой, поскользнулся и растянул сухожилие. Смог, наконец, ходить, засобирались в дорогу — снова задержка. Шестой контейнер так и не нашли, а в нем должны быть охотничьи ружья с патронами и запасное питание к рации.
— Надо искать, — заупрямился Андриянов. — Все имущество должны представить по описи. Неча добром разбрасываться.
На контейнер наткнулись совершенно случайно в овражке, где Андриянов обыкновенно брал воду. Лежал мешок в кустах, в десяти шагах от ручейка.
На другой день решили выйти в путь. Безопасной бритвой запасливого Андриянова скосили густые заросли с лиц, скинули замызганные шапки и бушлаты, натерли тряпочкой сапоги.
Решено было все имущество оставить пока в шатре, взять только документы и деньги. Астахов поколебался и вытащил из-под кучи барахла двустволку с коробкой патронов.
— На случай встречи с волками, — пояснил он, — да и пищи на дорогу нет. Кто знает, сколько дней до жилья добираться.
Андриянов тоже юркнул в шатер и вынес топор.
— Это еще зачем?
— Затем, что я пока костровой, с должности не снят.
Пошли строго на юг. Через каждые десять-пятнадцать метров Андриянов ковырял деревья топором.
— Затески делаю, — пояснил, — по ним за имуществом вернемся.
Километра через два их путь пересекла старая просека, на которой проглядывалась заросшая кочками тележная колея. Наверняка к жилью ведет, но вот куда повернуть?
— Ежели налево, — рассуждал Грищук, — то запросто в Сибирь можно утопать. Давайте на запад пойдем, все же больше надежды людей встретить.
Андриянов продолжал метить деревья. Прошли около часа. Просека вдруг оборвалась, с опушки начиналось клеверное поле. За ним в легкой дымке виднелись замшелые крыши деревеньки десятка на два домов. Андриянов бросил под куст топор, отвернувшись, тайком перекрестился. Астахов и Грищук прибавили шагу, потом побежали трусцой по клеверищу. Грищук на ходу повернул к Андриянову мокрое от слез лицо:
— Люди там, Андриянов, люди! Поспешай...
Остановились перевести дух и оглядеться у распахнутой шаткой калитки крайнего дома. Собаки не слышно, вошли опасливо во двор. Из дома выскочил и шмыгнул мимо них мальчонка лет шести. Набедокурил, видать, и удирает от трепки.
На крыльцо вышла старая, но еще крепкая женщина в ситцевом застиранном платье, босиком.
— Здравствуйте, хозяюшка, — поклонился Грищук. — Можно к вам на часок?