По мнению Робин (или, вернее, тех авторов, которые повлияли на ее точку зрения по этому вопросу), никакого «я», на котором основаны капитализм и классической роман, и в помине нет. Иными словами, не существует единственного и неповторимого духа или субстанции, порождающих самобытность личности. Есть только сугубо субъективное сплетение дискурсов — дискурса власти, секса, семьи, науки, религии, поэзии и т. п. К тому же не существует и автора, иными словами, того, кто порождает литературное произведение ab nihilo[3]. Любой текст — продукт интертекстуальности, тонкая паутина аллюзий и цитат из других текстов. То есть, пользуясь знаменитым выражением Жака Деррида (разумеется, знаменитым в среде Робин и ей подобных), il n’y a pas de hors-texte — вне текста нет ничего. Нет происхождения, есть только изготовление, и мы устанавливаем свое «я» в языке, на котором говорим. Не «ты есть то, что ты ешь», а «ты есть то, что ты говоришь» или даже «ты есть то, что говорит тобой» — вот аксиоматический базис философии Робин, который, если бы потребовалось дать ему название, она окрестила бы «семиотическим материализмом». Сей термин может показаться несколько мрачным и слегка бесчеловечным («антигуманистическим» — да; бесчеловечным — ни в коем случае, уточняет Робин), немного детерминистским. («Ничего подобного. Субъектом настоящего детерминизма является тот, кто понятия не имеет о дискурсах, его детерминирующих. Или ее», — скрупулезно уточняет Робин, которая, кроме всего прочего, еще и феминистка.) На самом деле это обстоятельство никак не влияет на ее поведение. У нее самые обычные человеческие чувства, стремления и мечты. Она волнуется, грустит и боится так же, как любой другой человек в нашем несовершенном мире, и испытывает естественное желание попытаться хоть как-то его улучшить. Именно поэтому я и позволил себе сделать ее героиней романа. Она не слишком отличается от Вика Уилкокса, хотя и принадлежит к совсем другой социальной группе.
В этот пасмурный январский понедельник Робин проснулась чуть позже, чем Вик. Ее будильник — купленная в «Среде обитания» старомодная вещица с циферблатом и маленьким медным звоночком на макушке — пробудил ее от глубокого сна в половине восьмого. В отличие от Вика, Робин всегда крепко спит, пока ее не разбудят. И тут же в ее сознание, подобно происходящему с Виком, ворвались поводы для волнений, словно навязчивые больные, которые всю ночь только и ждут, когда доктор начнет прием. Но Робин расправляется с ними умно и решительно. Этим утром она в первую очередь сосредоточилась на том, что сегодня первый день зимнего семестра и она должна прочитать лекцию и провести два семинара. Несмотря на то, что Робин преподает уже восемь лет, любит свою работу, понимает, что отлично с ней справляется и хотела бы по возможности посвятить ей всю жизнь, в начале семестра она всегда испытывает волнение. Впрочем, это нисколько не занижает ее самооценку: хороший преподаватель, как и хороший актер, не должен быть свободен от страха перед сценой. Робин некоторое время сидит в постели — занимается дыхательной гимнастикой и разминкой для мышц живота, чтобы успокоиться. Так ее научили на занятиях йогой. Сегодня упражнения даются ей легко, потому что Чарльз не лежит рядом, не наблюдает за ней и не подкалывает ее своими вопросиками. Вчера вечером он отбыл в Ипсвич, где у него тоже начинается семестр в Саффолкском университете.