— На самом деле мое имя не Мендельсон. Меня зовут Ставрогин. — А чуть позже: — Возможно, я получу титул пэра. И тогда мне придется опять менять имя.
Подчас я с трудом ему верю. Он не скрывает, что его родители — настоящие и приемные (и те и другие евреи) — богаты. И оказывают ему поддержку — «моральную, отнюдь не материальную». На данном этапе он «не может ни работать, ни думать» и подвержен обморочным состояниям.
— Вам может показаться, что со мной все в порядке, — говорит, — но вот в понедельник мне надо быть на работе, а я вовсе не уверен, что буду в форме.
С таким видом, будто хрупкость его организма — сама по себе чудо.
Элиз и я — что-то вроде пары нерукоположенных католических священников. Те, кто к нам приходит, тут же принимаются без умолку говорить о себе. Даже не ожидая вопросов (хотя нельзя сказать, что мы, с нашим теперешним опытом, не умеем расколоть собеседника). Очевидно, в натуре каждого из нас есть нечто от исповедника.
8 ноября
Чудесный рассвет. Неистовый ветер с северо-запада, рваные клочья серых туч, а меж ними прогалины чистейшего неба — белого, лимонного, рыжеватого. Лондон — необозримая гирлянда оранжевого и жемчужно-голубого, сыплющаяся искристыми брызгами; верхние этажи зданий в тени, а холмы и низины, напротив, явственно различимы; от ветра воздух стал ослепительно прозрачным. Весь просыпающийся город блестит и сияет, как юная девушка, чарующая свежестью и чистотой.
Будь я Адамом, мне бы понравилось изгнание из рая. Открытие — всегда облегчение.
Романист — что-то вроде шарлатана, а его наука сродни алхимии.
9 ноября
«Волхв». Не движется с самого мая. Но наберет темп, хотя мне придется урезать философию. Нет ничего сравнимого с радостью творчества, с погружением обратно в собственный неповторимый мир, собственных персонажей, собственные слова. Кончис, Лилия, Алисон, Николас Урфе — они поднимаются со страниц и глядят на меня. Возникает это странное чувство: они принадлежат мне, но в чем-то — и я им. Стоит мне проделать с ними то-то и то-то, и они перестанут быть моими. Критик, нетворец мог бы сказать, что такова всего лишь логика выстраивания характеров. Однако природа этих отношений эмоциональна: есть вещи, которых по отношению к собственным персонажам не можешь сделать по соображениям логики; и есть вещи, которых не можешь сделать по отношению к своим друзьям.
19 ноября
Уик-энд в Эштеде с Д. и М. Они живут в какой-то глуши: в мрачном неприметном домишке сельского типа, заставленном чужой мебелью, полном вещей, уродства которых не выдерживает сетчатка глаза; а за ним тянется вереница других таких же домишек, прелых листьев, серого неба; между тобой и безумием — только телевизор. Элиз считает, что натура М. - по сути сельская; как бы то ни было, последняя активно ратует за такой образ жизни. Либо из неосознанной обиды на жизнь (на то, что жизнь не позволила ей стать актрисой), либо из ненависти к «южной» претенциозности; а может быть, потому, что, живя в мире иллюзий, оба так много растратили в прошлом; о мотивах остается только гадать. Во многом их мир еще таковым и остается, их стремление плыть по ветру, ослабленное чувство времени побуждают меня думать, что я еще пребываю во вчерашнем дне. Хочется встать и быстро зашагать куда-нибудь, уводя их за собой. Денис хранит верность самому себе, мягкому и тактичному. Он и на Страшный суд прибудет на минуту позже, но с таким достоинством, какое никому из нас и не снилось.