Терри появился в розовой сорочке с открытым воротом и едва ли не впервые почувствовал себя чуть-чуть не в своей тарелке. Но, благодарение Богу, даже не пытался этого скрыть. Если ему неловко, это написано у него на физиономии. Его неизменно выдает голос голос задорного кокни и соответствующая манера себя держать. После обеда нам вздумалось сыграть в бильярд, без особого успеха; и тут вразвалку подошел Терри и лихо отправил в лузу три или четыре шара.
— Ничего себе, — заметил я.
— Ну, я немного играл на родине, — отозвался он и ретировался. У него даже хватило выдержки покраснеть.
Уилли устроил для меня экскурсионный тур по комнатам особняка: своими картинами он откровенно гордится. Одно из принадлежащих ему полотен Утрилло великолепно; два других так себе, из так называемого открыточного периода, но на оборотной стороне одного из последних — собственноручное послание Мориса. Уилли рассказал, как однажды они навестили Утрилло в его доме. Супруга живописца препроводила их в собственную огромную мастерскую и заметила:
— Все эти мои полотна продаются.
На что Уилли ответил:
— Ну, вообще-то мы зашли повидать Мориса.
В конце концов несносная женщина отвела их к мужу — в маленькую темную комнатушку в подвальном этаже: его мастерская помещалась там.
Обратно добирались с Терри и Анни. Девушка — вытянувшись в струнку (она не более пяти футов роста), за рулем необъятного автомобиля; Терри — откинувшись на спинку сиденья и вальяжно рассуждая о том, что ему надо учить французский. Пока он освоил только три слова: oui, bonjour и bonsoir, но уж их-то знает назубок. Даже oui произносит с характерной для обитателей парижского дна огласовкой. Мы оба стараемся побудить его, презрев собственную лень, прочитать «Le Grand Meaulnes»[793].
— А что, в нем есть для меня роль? — спрашивает Терри. — Не собираюсь я тратить время на какую-то хреновую книгу, если в ней нет для меня роли. Вот была одна как его, Стиндла, что ли? — так я, к чертям, до половины дошел, пока допер, что мне играть там нечего.
Анни разражается каскадом восхитительных смешков.
— Как это вам? — апеллирует к моему сочувствию Терри, имея в виду «Le Rouge et le Noir»[794].
Робин Заккарино. Я еще дважды общался с ней на студии. Ее теплота и просто нормальная интеллигентность в этой обстановке кажутся вызывающе неуместными. Вот живое воплощение моей концепции мыслящего Меньшинства. Таких я носом чую за милю.
Вчера под конец дня я и этот недоумок, младший братец Уил-ли, затеяли ожесточенный спор по поводу флэшбэков с участием Пастона.