* * *
7-го движемся по древней римской и вьючной тропе к Кингз-Сомборн[805], раскинувшейся на меловых холмах. Густые поросли тиса, в темно-зеленых ветвях то и дело проглядывают ягоды: очень красивые, розово-кораллового цвета, в каждой прячется косточка. Одну я попробовал: кисло-сладкая. В лесу много дроздов и зябликов, некоторые заливаются во все горло. Из зеленых кустов льется совсем июньская музыка, а чуть подальше безошибочные признаки осени — чибисы на пашне и холодный ветер.
Стоунхендж, из своего естественного предназначения превратившийся ныне в монументальный памятник старины. Как и в Греции, былую гармонию с окружением нарушают проволочные ограды, чайные заведения, пояснительные надписи и входная плата. Невзначай набрести на Стоунхендж в наши дни невозможно: он — в безвозвратном прошлом, его можно только посетить.
Старинный почтовый постоялый двор в Шафтсбери[806]. Поражает неподвластность маленького провинциального городка ветрам времени: улицы без фонарей, деревенский выговор — во всем этом есть что-то кровосмесительное. И в то же время в нем, таком маленьком, встречаем непривычно современную молодежь, которой — не будь локального выговора — место на улицах любой европейской страны. Стриженные под Иисуса шумливые парни в черных кожаных куртках, столь же непривлекательные девицы; рев тарахтящих мотоциклов и мотороллеров.
Не намного лучше и в самих отелях, где представители английского среднего класса шепчутся за обеденными столиками, чтобы чуть позже подняться и, усевшись в холле, тупо уставиться в телевизор. Снаружи орут неопрятные юнцы, внутри последние адепты ancien regime[807] холят и лелеют свой агонизирующий образ жизни и набившие оскомину джентльменские традиции. Ничему на протяжении наших жизненных сроков не пробить окно, разделяющее эти две Англии — Англию «джентри» и Англию «трудящихся классов».
Но сельская Англия отступать не спешит. На прилавках скобяных лавок — садовые ножницы и силки для кроликов, а чуть выедешь из города — потрясает обескураживающая пустота округи. Где можно, пытаемся ехать проселочными дорогами, а на них — на целые мили ни пешехода, ни встречной машины. Все дело, по-моему, в том, как организовано теперешнее сельское хозяйство. Никогда на фермах не было так мало работников, а те, что еще остаются, ведут арьергардные бои с наступающим городом. Но мы — последнее поколение, знающее эту старую Англию. Население 2064 года, с его тремя автомобилями на семью, автострадами и вертолетами, без остатка сметет ее с лица земли. И оно даже вообразить не сможет, какой одинокий и мирный еще у нее вид в этом году.