. Мясо ската несколько клейкое, но вкусное. Была за столом и кефаль с обычным соусом из растопленного масла, на вкус не хуже форели, и еще жареная лиманда.
В первый вечер я подстрелил селезня, еще одну или двух мелких птиц, и больше ничего. Шестнадцатикалиберное ружье совсем мне не подходит. Помимо всего прочего, охотиться с ним на пернатую дичь — жестоко. Стреляя на дальнее расстояние, чаще ранишь, чем убиваешь. Но французы как-то не увязывают дистанцию с силой боя.
Каждое утро и каждый вечер мы выбирались на охоту. Уток тут великое множество. В самое первое утро мы стреляли по гусям, у них были белые манишки, и летели они высоко, много сотен футов над землей, издавая величественный гогот. Мы и потом их часто видели, но всегда на недоступном расстоянии. Я не переживал по этому поводу. Если уж охотиться на гусей, то с собственным ружьем. Здесь все было диким и недоступным.
Мы плавали в небольшой лодке, стреляя болотную птицу. В том числе подстрелили двух шилоклювок. Какие прелестные, грациозные создания! Одни из самых изысканных творений на земле. Даже в дерзкой линии вздернутого клюва есть утонченная элегантность, ее не найдешь ни у одной другой птицы.
Я отказался в них стрелять и хотел, чтобы моему примеру последовали остальные. Видеть, как птицы бессильно шлепаются в воду, в грязь, равносильно тому, как видеть красоту, гибнущую в сточной канаве. Я все больше ощущаю ужасную символику, кровавый комплекс охоты. Шерно, профессиональный охотник, специализирующийся по пернатой дичи, держал в руках раненого кроншнепа, чтобы тот кричал и тем самым приманивал других. Внезапно во мне вспыхнула бешеная ненависть к нему за такую вопиющую жестокость. Но она тут же погасла. Нельзя бороться с многообразием и сложностью мира. Радость и страдание находятся в одной и той же действительности.
Остальные не добивали подстреленных птиц. Мне казалось, они получают удовольствие, держа в руках подранков и наблюдая за их судорожной борьбой. Нет сомнений — они (французы) более жестоки, чем мы. А если эту индивидуальную жестокость помножить на всю нацию, получим огромный резерв жестокости. В основе английской любви к спорту, при всех ее традиционных и снобистских чертах, лежит отвращение к жестокости. Большинство англичан стараются не продлевать мучения животных.
Два раза мы выходили в море. Я страшно замерз и не получил большого удовольствия.
Зато я получал большое удовольствие от птичьих перелетов. Удивительное состояние, когда слышишь в темноте шум сотен поднимающихся и опускающихся крыл, свист и кудахтанье свиязей, кряканье и гогот уток, кроншнепов и гусей. Все твои чувства обострены в ожидании стремительных силуэтов.