– Марк…
– Ее прооперировали в понедельник утром, а вечером ей стало плохо, и утром в четверг она скончалась. Я тем временем был в полицейском участке в центре Лондона, меня допрашивали по поводу драки с журналистом. Твоим отцом.
Марк щелкнул пальцами, в спокойном безмятежном воздухе раздался громкий звук, который словно пронзил Лекси насквозь. Она вздрогнула от удивления.
– Вот так быстро может поменяться вся жизнь.
По щекам Лекси текли слезы, но она не могла говорить. Она пока была не готова.
– Хирург сказал, что если бы она выжила, мозг был серьезно травмирован, и она осталась бы инвалидом на всю жизнь.
– Как твой отец это пережил? – спросила Лекси.
– Никак, – прошептал Марк. – Несколько лет назад он поборол рак, затем наступила ремиссия, но смерть мамы совсем разбила его. Он уже не тот, что раньше. Из его жизни ушел весь свет. Отец держится, но что бы мы с Кейси ни делали, мы не сможем вернуть ему радость.
– Думаешь, книга поможет? Для этого ты согласился ее написать?
– Кейси думает, что только эта книга и спасает его. Отец хочет, чтобы мы посвятили ее маме. Довольно глупых желтых статей.
– Ну а ты, Марк? Как ты выдерживаешь?
– Я? Даже не знаю, с чего начать. Порой мне трудно поверить, что я больше никогда ее не увижу и не услышу ее голос. Я чувствую вину. Это тяжелее всего.
– Вину? Ты считаешь себя виноватым?
Марк закрыл глаза:
– У меня никогда не было времени побыть с ней наедине из-за обязательств, которые я взял на себя после смерти Эдмунда. Я постоянно отменял обеды или прерывал телефонные разговоры из-за какой-нибудь встречи с партнерами. Да, и самая важная причина. Мотив для пластической операции. – Марк посмотрел на Лекси. – Она решилась сделать операцию, чтобы не подвести меня на помолвке. Она чувствовала, что была недостаточно красивой, чтобы стоять рядом со мной, моей невестой-аристократкой и ее семьей. Мама поехала в Лондон и легла под нож. Ради меня. Ты когда-нибудь слышала что-то более смехотворное?
Лекси удивленно прошептала:
– Марк, как ты думаешь, почему она так себя чувствовала? Она же была женщиной исключительной красоты.
– Давление, – вздохнул он. – Соперничество с другими актрисами за работу в кино и на телевидении. При каждой встрече со мной она говорила, как разочарована. Ей отказывали в ролях. Она не могла получить работу, и было очевидно, что с каждым новым отказом ей все сложнее бороться. Агент даже и не пытался повысить ее популярность среди киностудий. Всегда находилась какая-нибудь молодая красотка, новая звезда, которую предстояло открыть, и это в конце концов добило мою маму.