– Отстаньте от него, подонки! Он мой, мой, мой!!!
– Убери её! – крикнул Цветаев, возясь с грузином, который стал приходить в себя.
Жаглин сделал с Зинкой что-то такое, что она мгновенно заткнулась, схватил её в охапку и с хищным выражением на лице утащил в другую комнату. Что он там с ней совершал, было неизвестно, но отсутствовал он достаточно долго, чтобы Цветаев начал злиться.
Он сорвал с окна шторы и связал грузину руки за спиной в локтях. Грузин открыл глаза и произнёс:
– That with me?[11]
Был он волосатым, как обезьяна, и вялый уд не претендовал на что-то исключительное, из чего Цветаев сделал вывод, что грузин берёт обходительностью, коньяком и цветами.
– Ты в раю, пиндоса, – сообщил ему Цветаев, отдуваясь.
Сказалась малоподвижная жизнь и периодическое обжорство.
– Я не пиндоса, – на чистейшем русском ответил грузин и окончательно пришёл в себя.
Потом разглядел Цветаева, который стоял напротив окна, и дёрнулся с такой силой, что затрещала ткань. Ему почти удалось вырваться, и Цветаеву пришлось ударить его ещё раз. Грузин обмяк, как мешок с трухой. Тогда Цветаев поискал глазами и обнаружил портупею засранца. Портупея была сделана из натуральной кожи, грузин не мог её разорвать.
Явился запыхавшийся Жаглин. На его морде красовалась следы от ногтей, а на руке с гипсом блестели золотые часы.
– Где тебя черти носят?! – спросил Цветаев.
Жаглин скорчил мину, которая говорила: «Отстань!» Цветаев сказал:
– Это грузин, а не пиндоса.
– Что?! – крайне удивился Жаглин и перевернул грузина на спину.
– Ну что? – ехидно полюбопытствовал Цветаев. – Убедился?!
– Точно, грузин, ляха бляха! – с разочарование произнёс Жаглин, изучая при этом почему-то его вялый уд и к вещему своему удовлетворению не находя его достойным уважения.
Грузин пришёл в себя, веки с длинными, как у девушки, ресницами затрепетали.
– Кто вы? – спросил он, открывая глаза.
– Какое тебе дело, собака, кто тебя убьёт? – спросил Жаглин и пнул его.
– No, it is not. I am not Georgian, I...[12]
– Что он сказал? – удивился Жаглин и посмотрел на Цветаева.
– Понятий не имею, – посмотрел на него Цветаев. – Ты кто такой? – спросил он, – спросил он, обращаясь к грузину.
– Я американец, – сообразил грузин.
– А нам по барабану! – вдруг заорал Жаглин. – Ты приехал нас убивать и трахать наших баб!
– No, it is not, not to sex![13] – выпалил грузин.
Несомненно, он понял, что запахло жаренным, и попытался отделаться тем, что является американцем.
– Так я тебе и поверил, ляха бляха! – угрожающе нагнулся над ним Жаглин и заржал, как конь.
– Так кто ты такой, – спросил Цветаев, – американец или грузин?!