– Поздно! – с мрачным лицом заверил его Жаглин и заклеил ему рот «скотчем» крест-накрест.
***
Тащить по лестнице голого, брыкающегося человека оказалось сплошным мучением, легче было его катить. На пятом этаже они сдохли, на третьем – были мокрыми, словно мыши под дождём, а на первом – прокляли весь белый свет. Барри Гоголадзе не хотел сдаваться: упирался с такой одержимостью, что сорвал себе все ногти на пальцах.
– I am not guilty![17] – рычал он.
– Заноси круче! – командовал Жаглин, орудуя здоровой рукой.
На улице они выдохлись до такого состояния, что не могли стоять на ногах и упали. Барри Гоголадзе пополз в надежде скрыться за углом. Цветаев тупо смотрел ему вслед: за грузином стелилась розовая дорожка из крови и соплей.
– Вставай! – потребовал Жаглин. – Вставай! Уйдёт сука!
Цветаев поднялся и сделал два шага. Страшно хотелось пить, ещё сильнее хотелось упасть на траву и забыться минут на шестьсот, после ночной «охоты» он так и не восстановился. Однако упрямый Жаглин был неутомим, он пинками погнал Барри Гоголадзе в парк к дороге.
Они быстро скатились вниз. Барри Гоголадзе был похож на огромного червяка.
– Кончаем здесь и уходим! – сказал Цветаев, которому вся эта затея стала надоедать. Он чувствовал, что они непозволительно долго задержались на одном месте.
– Давай оттащим к дороге? – предложил Жаглин. – Ну, пожалуйста… – попросил он, заметив гримасу отвращения на лице Цветаева.
Цветаев вспомнило о Зинке: боится, что найдут квартиру, сообразил он. Они снова потянули его, теперь уже не церемонясь и не разбирая пути. Сквозь деревья блестела дорога. Грузин уже не брыкался, а лишь мычал. Смирился, что ли? – с безразличием думал Цветаев.
– Здесь! – сказал он, и кинул Барри Гоголадзе в канаву. – Подумают, что сбила машина.
– Голого?! – хохотнул Жаглин.
– Да какая разница? Давай!
Жаглин поднял большой чёрный пистолет. Он был бы не Жаглиным, если бы не присвоил себе оружие. Грохнул выстрел. Барри Гоголадзе изогнулся дугой. Жаглин выстрели ещё раз.
– Кажется, готов, – сказал он, разглядывая грузина.
Они забросали его прошлогодней листвой и ветками.
– Вонять будет, – равнодушно сказал Жаглин.
– Чёрт с ним, – ответил Цветаев. – Он наших пытал.
– Лучше бы мы его кастрировали, – мечтательно сказал Жаглин.
Ему было обидно, что всё так быстро кончилось и все его унижения остались не отмщенными.
– Жалко, что ли? – испытующе спросил Цветаев и пристально посмотрел на него.
Жаглин пожал плечами. Похоже, он не испытывал всего того, что испытывал Цветаев.
– На войне как на войне, – сказал он, намекая, что член грузина имеет к ней непосредственное отношение.