- Осторожней, красавица, а то того и гляди, затопчут! – в тот же миг ее ноги коснулись деревянного пола, обернувшись, девушка увидела широкоплечего мужчину, в рубашке, вышитой золотом, и меховом жилете. Его длинные, светлые волосы были распущены, а серые глаза искрились весельем.
«Отец» - Ария несколько раз жадно глотнула воздух, собираясь с мыслями, но так и не смогла выдавить из себя ни слова, ошарашено хлопая глазами. Было настолько непривычно видеть его таким молодым, что девушка продолжала молчать, даже когда он развернулся и неспешно двинулся к столу.
Толпа опять зашумела, Ария посмотрела в ту сторону, куда были обращены лица всех присутствующих и вновь замерла.
В центр зала вышла крестная, держа в руках изящную, миниатюрную арфу, а в след за ней... сердце девушки учащенно забилось от волнения.
За юной княжной шла мама...
Длинные, рыжие пряди, разметались по ее плечам, отливая бронзой в свете факелов. Изящное, голубое платье подчеркивало цвет глаз и выгодно обрисовывало фигуру, за счет широкого, кожаного пояса на талии.
Девушки остановились в небольшом пространстве, образовавшемся между двумя столами, когда пальцы княжны коснулись струн арфы, мама запела...
Ария не раз слышала рассказы о том, как прекрасны были ее выступления во время пиров в белокаменной палате, но никогда не думала, что увидит это собственными глазами. Все наперебой восхищались, вспоминая ее неземной голос, что разливался будто мед, услаждая слух всех присутствующих на пиру.
Девушка конечно слышала, как мама поет: на праздниках в поселении у костра или дома, мурлыкая колыбельную своим детям. Но то, что сейчас предстало перед глазами Арии, разительно отличалось от всего, виденного ею ранее.
Мама была великолепна, все взоры присутствующих были устремлены на нее, она приковывала к себе взгляды, даже не догадываясь об этом.
Ее голубые лаза сверкали на бледном лице, а голос... голос завораживал и пленил с первых слов песни...
«Княже мой, княже,
Шелкова пряжа
До ворот твоих мне дорогой легла.
Враже мой, враже,
Грозна твоя стража,
Что ж от меня-то не уберегла?»
Судя по тому, с какой страстью она пела, это была не просто песня, это было послание и по тому, как отец пожирал ее глазами, сидя во главе стола, это послание достигло своего адресата.
«Черной бронзою окованы холмы,
Через сердце прорастают тени тьмы.
Тени-оборотни, темно-серый мех.
Ох, Господи, не введи во грех!
Я ударюсь оземь
Да рассыплюсь в прах,
Но я знаю - тебе неведом страх.»
Отец жадно ловил каждое слово, вылетающее из ее уст, а в его глазах полыхал такой пожар из страсти, обожания и какого-то безумного преклонения, что Арии казалось, он не выдержит и вот-вот сорвется с месте и сожмет маму в исступленных объятиях.