Однако Соломон настоял на том, что, прежде чем принять решение, познакомится с магистром Мартинусом. Авраам не видел в этом никакой проблемы. Он в тот же вечер отвел дядю в возвышавшуюся над городом крепость, где расположились паломники. Похоже, в роли христианина он не видел ничего зазорного — Соломон с досадой отметил, что его племянника здесь знали как Константина из Брахта. Воины крепости почтительно поприветствовали их — похоже, Авраам уже всем им продал талисманы, которые якобы когда-то принадлежали тому или иному христианскому святому. Судя по всему, они были очень этим довольны, несмотря на то, что бамбергское епископство редко ввязывалось в войны, так что вероятность погибнуть на поле боя или сгинуть от болезни в походе и без талисмана была минимальной.
Вообще в гарнизоне с бо́льшим недоверием относились к господину Мартинусу и его попутчикам, чем к продавцу реликвий Константину и его дяде, которого племянник сразу же представил как цирюльника. Хотя комендант крепости восхищался предсказаниями мастера Мартинуса по звездам, простые воины находили магистра и его спутников весьма странными.
Вечером в доме брата Соломон рассказывал Герлин об этих чудаковатых людях.
— Признаться, мне хотелось бы путешествовать вместе с более… гм… обычными попутчиками, — вздохнул лекарь, — однако опасаться нам в обществе господина Мартинуса и его… гм… друзей… нечего. Путешествие тщательно продумано, сопровождающие рыцари происходят из почтенных семей — остается только надеяться, что им не надоест в какой-то момент охранять это диковинное, яркое общество. С другой стороны, очевидно, что господин Мартинус в состоянии оплачивать их услуги, а ведь это самое главное.
— Что же в нем такого странного? — осведомилась Герлин.
Госпожа Рахиль с грохотом ставила посуду для ужина на стол.
— Мошенник и кучка потаскух, вот что о них говорят! — воскликнула она, злобно усмехаясь. — Выродки, христианское отродье!
Ее супруг удивленно вскинул брови.
— Ты не пугай госпожу Герлин, Рахиль! — попытался он успокоить ее. — Главное, что у них вообще появилась возможность уехать, и если уж придется под видом паломников…
— Паломников! — с издевкой произнесла госпожа Рахиль. — Хуже уже некуда! Сначала они предаются всем порокам, потом исповедуются, и их души снова чисты, как у новорожденного!
Герлин подумала, что госпоже Рахиль также не повредило бы очистить душу. Сплетни и клевета и в иудаизме считались большим грехом. Но она молчала, как и всегда, в ответ на тирады хозяйки дома. Мастер Мартинус и его спутники уж точно не могли быть худшей компанией, чем госпожа Рахиль.