Мне никто не нужен, говорила я себе, становясь старше. Я не рассказывала бабушке с мамой ни об отметках, ни о мальчиках, ни о выборе колледжа, ни о чем. Они, казалось, были с головой погружены каждая в свой мир, а я в этих мирах была чужой. Вот я и создала свой собственный.
Только с рождением Анни я узнала, что в него можно впустить еще кого-то. А сейчас дочери примерно столько же лет, сколько было мне, когда я училась полагаться только на себя, – и я поняла вдруг, что в определенном смысле хватаюсь за нее все сильнее. Я не хочу, чтобы Анни уплыла из моей вселенной в другую, свою собственную, как я когда-то. И именно этим я отличаюсь от бабушки и матери.
Но со временем Мами начала меняться, в чем-то становясь похожей на ребенка по мере того, как Альцгеймер стирал ее воспоминания. Тогда оказалось, что и ее прибивает к моей вселенной. И теперь я чувствую, что пока еще не готова снова остаться лишь вдвоем с Анни. Мне просто необходимо, чтобы Мами задержалась здесь с нами еще хоть ненадолго.
– Вернись, Мами, – умоляю я бабушку шепотом. – Мы ведь пытаемся разыскать Жакоба, представляешь? Тебе просто обязательно нужно вернуться к нам.
Спустя четыре дня в состоянии Мами изменений нет. Не успеваю я открыть кондитерскую, как является Мэтт с пухлым конвертом документов. У меня сердце уходит в пятки. В круговороте последних событий – инсульт Мами, появление в нашей жизни Алена и поиски Жакоба – я почти совершенно забыла о том, какая беда мне грозит.
– Перейду сразу к делу, – начинает Мэтт после довольно натянутого обмена приветствиями. – Инвесторам не нравятся цифры.
Я удивленно таращусь на него.
– Понятно…
– И я не хочу кривить душой: отправиться в Париж именно в тот момент, когда здесь принимается решение об инвестировании, – ну, мягко говоря, легкомысленно.
Я вздыхаю.
– С точки зрения бизнеса – может, и так.
– А что еще сейчас имеет значение?!
Я внимательно рассматриваю поднос со «звездными» пирогами, который так и держу в руках с того момента, как вошел Мэтт.
– Да что угодно, – отвечаю я тихо. И украдкой улыбаюсь пирогам, прежде чем поставить поднос на витрину.
Мэтт глядит на меня как на сумасшедшую.
– Хоуп, они отзывают свое предложение. Подсчитали, и оказалось, что дело совсем скверно: ты на грани – а то и хуже. Они заняли выжидательную позицию, я из кожи вон лез, чтобы убедить их не отказываться и помочь тебе. Но если ты вот так, ни с того ни с сего… Ну, знаешь, это была последняя капля.
Я киваю, сердце стучит в груди. Смысл его слов предельно ясен: я могу в два счета лишиться своей кондитерской. И меня в самом деле охватывает некое чувство сродни панике. Но тревога эта намного слабее, чем следовало бы, – вот что пугает меня на самом деле. Я должна бы больше беспокоиться и переживать из-за семейного дела, опоры всей нашей жизни, которую вот-вот выбьют у меня из-под ног. А у меня вместо того в голове странные мысли, что все как-нибудь обязательно утрясется.