А ведь до сих пор не перевелись на Руси простодушные граждане, которые числят Андропова тайным "либералом" и "реформатором".
Даже такому баловню судьбы, как художник Илья Глазунов, Андропов относился очень настороженно — именно за его явно прорусские настроения. Как бы то ни было, но в 1976 году составил специальную докладную записку по поводу деятельности художника Глазунова. В целом Андропов не хотел изолировать скандально известного живописца от общества, однако характеристику ему выдал не самую лучшую: "Глазунов — человек без достаточно четкой политической позиции, есть, 6езус7Ювно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Было бы целесообразно привлечь его к какому-то общественному делу, в частности к созданию в Москве музея русской мебели".
Однако Андропов был хитер и коварен, по своему характеру он замечательно подходил, словно был создан для должности шефа тайной политической полиции. Выразительное свидетельство тому содержится в сцене, описанной в воспоминаниях Ильи Глазунова, лишь недавно опубликованных: "Мне однажды посоветовали: "Позвони Андропову" (он был тогда председателем КГБ). "А чем он может помочь? — удивился я. "Всем, если захочет", — ответил мой приятель.
После первого же звонка мне была назначена аудиенция на Лубянке. Я готовился к волевой схватке с глазами. Но он, разглядывая меня спокойно сквозь стекла очков, сказал: "Что, опять какую-нибудь "Мистерию" хотите выставить? Плохо, если любовь к Родине перерастает в национализм и антисоветизм". Его красноватое лицо было невозмутимо, и он хотел быть доброжелательным. Стараясь быть тоже невозмутимым, я ответил: "Все мое творчество — это и есть любовь к Родине, а патриотизм, по моему убеждению, не имеет ничего общего с национализмом". "Высокопарно, но справедливо", — сказал Андропов и стал кому-то звонить. Запомнились его слова: "Да, согласен, не надо нам плодить диссидентов и недовольных". И моя выставка в Манеже была открыта". (Глазунов И. Россия распятая, Кн. 1. М., 2006. С. 43–44).
Антирусские настроения Андропова, при всей его скрытности и осторожности действий, не были тайной, особенно в столичных кругах, куда более информированных, чем вся остальная огромная страна. Однако сравнительно недавно появилось интересное свидетельство из самой глубины российской провинции. В мемуарах уже упомянутого В. Казначеева, партийного работника со Ставрополья, дается любопытный разбор этой стороны андроповской политики. Воспоминания эти интересны особенно потому, что они — из провинции.