«Без разговоров. На место!»
Митчелл исполнил приказание. Он весь побелел, и на лице его ярко выступили незаметные прежде веснушки. Сев на место второго пилота, вобрав голову в плечи, он взялся за ручки. Мочалов отсунулся назад. Зажмурился и быстрым рывком сорвал кухлянку. Сдернул кожаные перчатки — в рукавицах легче держаться. Открыл люк. Замораживающий вихрь ворвался в кабину. Выбросив вперед руки, Мочалов ухватился за скобы и, подобрав тело, очутился на крыле.
Вихрь бил по телу тяжелой подушкой, отбрасывая назад. Глаза залило, и скулы закаменели от леденящего напора воздуха. Было почти невозможно вздохнуть. Он положил голову боком на плоскость крыла и несколько раз глубоко втянул воздух. Перехватился за нижние скобы и сразу сполз, повиснув ногами в пустоте. Ноги относило назад, словно кто-то вцепился и тянул их. Он выбросил мучительным усилием правую вперед, нащупывая конец лыжи. Несколько раз промахнулся, по наконец ощутил носком опору. Давнул раз-другой, но лыжа не поддавалась. Он подтянул левую ногу и, подобравшись на руках, всей тяжестью тела обрушился на упор. Ноги сорвались и повисли.
Сразу стало жарко и весело. Это была победа. Упрямство лыжи было сломлено. Он знал это, не видя, и увидеть не мог. Голова и верхняя часть груди были плотно прижаты к срезу крыла.
Нужно было выбираться обратно. Он напряг бицепсы, стараясь подтянуться на плоскость, и с ужасом почувствовал свинцовую тяжесть тела и судорогу пальцев. На секунду распустил мышцы и повис расслабленно, закрыв глаза, прижавшись щекой к крылу, стараясь дышать медленно и глубоко, как на зарядке. Но пальцы сводило все больше, и дрожь трепала тело.
«Смерть», — подумал он.
Глухое, безжалостное и бессмысленное слово пронизало его, как удар электрического разряда. Встряхнуло и наполнило каждый нерв бешеным протестом против гибели, победным желанием жить, налило жестокой силой мускулы.
Он рванулся, собравшись в пружинный комок, выбросил вперед правую руку. Достал до верхней скобы. Скорчившись, перебросил другую руку, ощущая режущее давление среза крыла уже не под ложечкой, а у колена. Опять жадно вдохнул воздух и, подогнув ноги, встал на четвереньки. Это было спасение.
Все остальное он проделал инстинктивно. Полная ясность вернулась к нему только в кабине. Он лежал на полу, задыхаясь от сердцебиения. Тело стало горячим и мокрым. Сквозь толстый шерстяной свитер шел пар. Суставы болели, словно его избили свинчатками в смертной драке. Он приподнялся и стиснул виски, приходя в себя. Ударила мысль: «Скорей на управление».