Забыв о кухлянке, он кинулся к месту. Митчелл отшатнулся, увидя его. Мочалов кивнул ему, усаживаясь, и дико засмеялся. Вероятно, лицо его было ужасно. Митчелл откинулся назад и обвис, закрыв глаза. Голова упала на грудь.
«Обморок! Ладно, отдышится».
Он развернулся и пошел к лагерю. Пролетел над посадочной площадкой, повернул против ветра и пошел на снижение. Митчелл зашевелился, открыл глаза, непонимающе озираясь. Заторопившись, схватил ремни и стал привязываться, не попадая ремнем в пряжку.
Потом посмотрел на Мочалова, с лихой отчаянностью отбросил концы ремней и впился руками в бока сиденья.
Мотор умолк. Под лыжами сухо и резко засвистел снег. Крича и кидая шапки в воздух, за самолетом бежали люди.
Мочалов рванул люк, выскочил и кинулся к стойке. Она выдержала и взлет и посадку без малейшего повреждения. Даже не лопнула ни одна прядь троса. Мочалов снял шлем и рукавом вытер лицо, мокрое, как в июльский жар.
Его окружили, подхватили и бросили в воздух.
Когда наконец ему удалось вырваться, он увидел, как из кабины, медленно и шатаясь, спустился Митчелл. Он добрел заплетающимися ногами до Мочалова и уставился на него бессмысленным и мутным телячьим взглядом. Разжал слипшиеся губы и хрипло спросил:
— Мы живы, пайлот?
Мочалов рассмеялся и встряхнул механика:
— Что с вами, Митчелл? Проснитесь! Все в порядке.
Митчелл провел рукой по глазам и посмотрел на Мочалова так, как будто впервые увидел пилота.
— Я думаю, кэмрад, — медленно отделяя слова, произнес он, — я думаю, что во всем мире нет второго пилота, способного выкинуть такую штуку.
— Чепуха, — ответил Мочалов, — благодарю за комплимент, но любой летчик у нас сделал бы то же самое… Кстати, вы заметили, что назвали меня кэмрадом?
Митчелл помолчал. Ответил с необыкновенной серьезностью:
— Да, заметил.
Опять сделал паузу и, вдруг засияв широкой улыбкой, крикнул, фамильярно трепля по плечу пилота:
— О’кей… Гуд!.. Вери гуд, кэмрад Мошалоу!
16
— Тише, черти! Разоржались в худой час.
Из угла, от приемника, гневно обернулся на смех радист, оседланный наушниками. Посреди палатки, на опрокинутом ящике, команда играла в козла, обучая Митчелла. Он быстро овладел несложным искусством и с удовольствием проводил время в игре. Он только что приставил последнюю косточку, подмигнул и, старательно выговаривая буквы, сказал партнерам:
— Митчелл, фсе ф парадке.
Эту фразу он перенял у Мочалова и выговаривал ее довольно чисто.
Хохот, покрывший его слова, вызвал раздраженный окрик радиста:
— Помолчите минутку. В ушах от вас трещит. Принимаю дневную сводку информации.