Двадцать седьмого мая, в день рождения града Петрова, я отправилась на Невский, чтобы посмотреть на карнавал. Военные оркестры гремели маршами, а потом грянули «Оду радости» из девятой симфонии Бетховена. Радости – хоть отбавляй. Флаги, гирлянды, цветной дым, раскрашенные лица. Небо в горошек от воздушных шаров. Девочки с зонтиками, голыми животиками и пушистыми помпонами на кистях рук и лодыжках, мальчики с зенитовской символикой, дикари с тамтамами и ослик, дующий в тромбон. На платформах танцуют бразильянки в оборчатых юбках, принимают грациозно-жеманные позы коломбины с арлекинами, кувыркаются клоуны, роятся ангелы. Маршируют суворовцы и нахимовцы. Идут охотники в старинных костюмах с борзыми на поводках и соколами на руке. Ползет экскаватор, оформленный под слона, а в ковше его кувыркаются маленькие слонятки. Слонов много, и это понятно, ведь Россия – родина слонов, а Петербург, так уж исторически сложилось, город слонов. И надо всей этой красочной массой, на верхотуре машины с подъемным механизмом, стоит Петр Великий, простирающий длань, которая прорубила окно в Европу.
Кто-то мне сообщил, что прокат костюма стоит сто евро, но на Невском – дешевле. Брать напрокат костюм я не собиралась, и стало вдруг почему-то скучно, я почувствовала себя одинокой. Вот тогда меня и окликнул Додик, и я очень обрадовалась. Как мгновенно все изменилось, как мало нужно для того, чтобы ощутить вкус к жизни.
Додик (в то время он был для меня не Додиком, а Максом) показывает на карету, запряженную шестеркой лошадей, вокруг которой прыгают юнцы в ливреях и намазанные гримом дети-арапчата, а из окна, чуть не вываливаясь, машет рукой неказистая особа в белом парике.
– У каждого района своя карнавальная тема, но в каждом есть своя Екатерина Великая. Потом будет конкурс, и жюри выберет лучшую. Хочешь быть лучшей? – спрашивает Макс. – Я одену тебя в такой костюм, какого ни у кого не будет!
– Сначала разденешь, а потом оденешь?
Он смеется, и мы направляемся к Садовой в театральные мастерские, где он якобы, а может, и вправду главный художник. И без того узкий тротуар перегораживает щит с рекламой освежающего напитка: «Утолитель желаний».
– Это я – утолитель желаний, – веселится Додик. – Хочешь меня?
– Моих желаний ты утолить не в силах.
– Прежде, чем говорить, попробуй!
– И пробовать нечего! И так знаю!
Я тоже смеюсь, кокетничаю, на меня действует жаркий день, яркое солнце, праздник и музыка, доносящаяся с Невского, и, что уж скрывать, меня волнует красивый парень, который, словно невзначай, то за талию обнимет, то за плечи, то к руке прикоснется. Он не без обаяния и, возможно, не бездарь. Любитель распустить хвост. Хочет казаться интеллектуалом, уверенным в себе мужчиной, значительным, светским, и девчонки на это, наверняка, покупаются. Я не знаю, сколько ему, подозреваю, он лет на десять моложе меня. Говорит, закончил сценографию в Театральном. Год-два назад? И уже главный художник? Уж очень несолидно он выглядит.