В одной из таких схваток погиб заместитель командира минометной батареи Морозко, с которым в Луках, говорят, беседовал писатель Фадеев. Может быть, автор "Разгрома" хотел прославить второго Морозку, героя не гражданской, а отечественной войны, Кто знает. Только второго Морозки не стало в живых.
В это же время в соседней дивизии у деревни Чернушки совершил свой бессмертный подвиг Александр Матросов. Весть о нем немедленно разнеслась по всей армии. Вспоминая последний бой за Безымянную высоту, я подумал: ведь и там мог появиться свой Матросов.
Идут бои. Маленькие или большие, но бои. Они совсем не похожи на январские и февральские прошлого года. Даже если мы обороняемся, то все равно инициатива за нами. Шабаш фашистскому зазнайству. Скоро начнем сшибать и последнюю спесь.
Нас поддерживает вся Красная Армия. В начале марта она освободила Ржев, Оленине, Чертолино. Начисто очищена железная дорога Москва - Ржев - Великие Луки. Освобождены Сычевка, Белый, Гжатск, Вязьма. Выправлен весь ржевско-вяземский выступ.
Для нас эти новости особенно значительны. Дивизионная газета печатает в связи с этим отклики наших солдат - участников боев за Сычевку. Вот он, пришел праздник и на нашу улицу.
Наступила весна. Пройдет много лет, но мы, наверное, всегда будем сравнивать каждую новую весну с той, какую нам пришлось пережить в сорок втором году. Тогда нам не в радость были ни песни птиц, ни первая зеленая травка. Сознание было занято другим.
Нынче для нас весна - праздник, предвестница хорошего. Кругом нас много озер, речушек, и среди них такая милая, спокойная, извилистая, совсем как в нашей Удмуртии, речка со странным названием Удрайка. Что это за слово, я не докопался до сих пор. Но тогда оно нам очень нравилось. В дивизионной газете появилось даже стихотворение "На берегу Удрайки", в котором это слово, кажется, рифмовалось со "стайкой" журавлей, пролетавших над нами на север.
Но Удрайка была не только наша, но и немецкая. Поэтому на ее берегу, как только он покрылся зазеленевшим ивняком, стали располагаться снайперы. Тогда они только появлялись на фронте. Перекочевали из Сталинграда. Не сами, конечно, снайперы, а это движение. Докатилось оно и до нас.
Под Новосокольниками у нас славились острым глазом двое: Касаткин и Цыкалов. Каждый имел на счету по сто тридцать - сто сорок уничтоженных гитлеровцев. Такое считалось подвигом. Правда, это было далеко до рекорда сталинградского Зайцева, но все же внушительно.
Снайперов почитали, как героев. С почтением принимали на передке. А в боевом охранении взводов и рог их встречали, как чародеев. Но скромных солдат это не трогало. Они были очень выдержанные и собранные, эти парни-снайперы.