— Это не тот секрет. Во всяком случае, не единственный. — Он покачал головой.
— Тогда о каком секрете вы говорите? — допытывалась она.
Он пристально посмотрел на нее, пара свечей лишь едва освещали комнату.
— Настоящий секрет заключается в причине, побудившей меня приобрести этот печатный станок. Он выражает мой внутренний протест. И в ответ на ваш вопрос повторю, мой отец ненавидел во мне именно это. Протест, непокорность.
— Протест? Я не понимаю… Но ваш отец не мог видеть это.
— Это не имеет значения, — с усмешкой пояснил Джеймс. — Джентльмен должен жить на доходы от своих владений. Джентльмен не должен работать. Джентльмен во все времена выше обстоятельств и ни в коем случае не должен быть замешан ни в одном скандале.
— Ваш отец ненавидел скандалы?
— Именно. — Он поднял бокал с вином.
— И поэтому вы приобрели печатный станок?
— Не просто печатный станок. А весьма успешный станок. Весьма успешный из-за содержания тех памфлетов, которые я публикую. Очень, очень скандальные памфлеты.
Она поняла и улыбнулась.
— Когда я впервые увидела вас, я подумала, что вы делаете это из-за денег.
— Ха! Деньги? Деньги это неинтересно. У меня есть деньги.
— Теперь я понимаю это. — Она оглядела мебель, украшавшую кабинет, где они сидели.
— Я занимаюсь этим потому, что, знай об этом мой отец, он был бы вне себя. — Джеймс поднес бокал ко рту и осушил его. — Я даже не уверен, что хочу чего-то большего.
— То есть вы никогда не перечили своему отцу, пока он был жив? До того, как он умер, — осторожно пояснила Кейт.
Джеймс покачал головой.
— Я полагаю, мы пришли к пониманию. Но никогда не были близки. Он ни разу не сказал, что может гордиться мной.
— О, Джеймс, мне очень жаль.
— Не стоит, — ответил он. — Прошли годы, и я научился жить с этим.
Сердце подкатило к горлу, Кейт повернулась к нему.
— Вы сказали, что я — единственный человек, который способен понять вас? Потому что я знаю, как невозможно изображать скорбь, когда ты не чувствуешь ее?
— А разве нет? — спросил он не без сарказма в голосе.
— Это правда. — Она отвернулась, на глаза навернулись слезы. — Когда я думаю о Джордже, мне грустно. Он не заслужил такой смерти. Но мне грустно не из-за того, что я скучаю по нему. Мне грустно, потому что моя жизнь после свадьбы превратилась в ад. Ужасно признавать это… но если я и печалюсь, то… о себе.
— Кейт, — сказал он, поставив пустой бокал на стол и придвигаясь к ней ближе, — я восхищаюсь вашей прямотой.
— Не стоит. — Она резко покачала головой. — Никому не пожелала бы оказаться на моем месте. Я жалею себя, а не своего покойного мужа.