Повсюду, над каждой болотинкой, над каждым озерцом, метались, искали покой и пристанище утки, но везде их встречали выстрелы, не давали нигде даже снизиться, много выстрелов, близких и далеких, гулких и едва слышимых. И только в восточной стороне, там, где озера-заказники и зоны отдыха, только в той стороне тихо, ни одного ружейного хлопка. Туда-то поспешно и утягивала птица.
Поднимался, нарастал ветер. Налетал пока еще несильными порывами, путался в камышах, то сваливал их местами, стлал, как дорогие ковры, то вновь вскидывал. На воде постоянно возникали и гасли длинные языки ряби. Дымки выстрелов начало подхватывать и относить далеко в сторону.
Взошло не по-сентябрьскому легкое и сияющее солнце. И озеро совсем ожило под ним и ветром, народились и заплясали трепетные голубые тени. Камыш золотисто заструился, вода в глуби коричнево загустела, завысверкивала поверху. А утки, отсвечивая в вышине, стали походить на быстрых серебристых бабочек.
Утро расходилось, набирало силу.
13
И все это утро, что бы Ефим ни делал: задавал ли корм Серому, выбрасывал ли навоз у коровы, выгонял ли овечек на волю, — он все время прислушивался к выстрелам. И чаще всего с болью отмечал: «Опять не директор… Опять этот чертов сын пальнул».
— Неладно, что ли, чо? — спросила за завтраком Степанида, успевшая уж и на ферме побывать и печь в избе истопить, — смурый такой?
Ефим не ответил, еще больше посмурнел, низко склонился над тарелкой.
— С ним по-человечески разговаривают, так он…
— Вот привязалась… Ну, Таська с Еремкой на озере. Ну, тебе-то чо?
— Так, на озере, — не поняла Степанида. — А в чем дело-то? Они кажну осень там.
— Да, кажну… — сверкнул глазами Ефим. — А сейчас все! — Он стукнул ложкой по столу. — Я им покажу охоту! Я их отучу вредничать!
— Господи! — встревожилась не на шутку Степанида. — Чо ж это такое? Откуда напасть? Откуда ненастье?.. Сколько живем соседями, не ругивались, можно сказать… и на тебе — раздор. И какой раздор! Вишь, позеленел весь.
— Не каркай…
— А все твоя новая работа виновата, егерство твое!.. Ну, как ты теперь угодишь и тем и этим?
Позавтракав, Ефим пошел снова на берег, сел там на корму своей лодки и стал ждать. Таська и Еремка в камышах долго не задержатся, у парня пересменка в десять.
Вскоре те и впрямь появились. Таська плыл впереди, привычно и широко взмахивая шестиком, лодка его неслышно рассекала воду, с боков расходились длинные волны-усы. Чуть поотстав, тянулся за парнем и Еремка, даром, что старикан, что восьмой уж десяток разменял.
Заметив на берегу егеря, Таська бросил толкаться, Еремка сразу догнал его, они посовещались о чем-то и двинулись дальше.