Кто-то развел огонь, но уже потушили. Охранники всех растаскивают. Дело это медленное, но, вероятно, заключенные захватят власть к середине следующей недели. Я же тебе говорил!!! Вон они стоят с дробовиками, но это их все равно не остановит. Марвен, я по тебе скучаю! Хочу умереть. Все хуже и хуже. Возможно, на днях об этом расскажут в вечерних новостях. А пока – только по радио Цинци. Если разыграется бунт, то ты и близко не подходи. Я понимаю, что на улице соберутся тысячи человек, ты к воротам и не проберешься. Марвен, я тебя люблю и скучаю. Сделай одолжение. Ребята из соседних камер просят передать это на местное радио. Чтобы добиться своего, им нужна поддержка общественности. Перешли на “УОК-ФМ”. Все говорят тебе спасибо. Ну, Марв, люблю очень-преочень-преочень, береги себя.
С любовью, Билл.
Если все будет нормально, принеси какао».
Бобби нацарапал свое имя на стальных нарах изолятора, в котором он мог вволю предаваться фантазиям. Он воображал себя актером кино или телевидения, путешествия в дальние страны и героические приключения.
Его бесило, когда его называли «Робертом», и настойчиво повторял: «Я Бобби!»
Бобби со своим комплексом неполноценности и полным отсутствием амбиций напоминал губку, впитывающую чужие мысли и идеи и выдающую их за собственные. Но когда ему предлагали что-нибудь сделать по-настоящему, он говорил: «Не могу». Он не был уверен, что способен осуществить свои планы.
Когда Бобби только услышал о голодовке, он тут же вообразил себя лидером движения, подающим пример остальным заключенным. Подобно великому Ганди[17] в Индии, он поставит на колени правящих тиранов. Неделю спустя, когда забастовка закончилась, Бобби решил не останавливаться. Он сильно исхудал.
Однажды вечером, когда охранник открыл дверь и внес поднос с ужином, Бобби толкнул поднос, плеснув охраннику в лицо похлебкой.
Артур с Рейдженом пришли к заключению, что, хотя фантазии Бобби помогли им протянуть несколько долгих месяцев в тюрьме, его отказ от еды чрезвычайно ослабил организм. И Рейджен причислил Бобби к нежелательным.
Однажды мать Миллигана пришла на свидание, чтобы отметить с сыном его двадцать первый день рождения. Распрощавшись, Томми оглянулся и заметил нечто такое, чего не видел раньше: заключенные и их женщины сидели за квадратными столиками так, что рук не было видно. Они не разговаривали и смотрели даже не друг на друга, а перед собой с каким-то равнодушием, почти стеклянными глазами.
Когда он сказал об этом Джонси из соседней камеры, тот заржал.
– Чувак, ты че, не в курсе? Да сегодня ж день святого Валентина. Они трахались – руками.