Газетные статьи расстраивали Билли, и во время последней сессии с доктором Коукэн он пребывал в угнетенном состоянии. Он боялся, что с ним могут сделать в тюрьме, узнав, что среди его личностей есть лесбиянка.
– Если меня сочтут виновным и отправят обратно в Лебанон, точно придется умереть, – сказал он терапевту.
– Тогда получится, что Челмер победил.
– Ну а что мне еще делать? У меня внутри лишь скопившаяся за долгие годы ненависть. Я с ней не справлюсь.
И хотя Коукэн редко советовала, предпочитая не руководить пациентом, а давать ему самому делать выбор, в этот раз она понимала, что на надлежащую терапию у нее времени нет.
– Можно найти позитивное применение ненависти, – предложила она. – Тебя в детстве мучили. Но ты можешь посвятить свою жизнь борьбе с насилием над детьми и одержать таким образом верх надо всеми этими страшными воспоминаниями и над человеком, который, как ты говоришь, над тобой издевался. Пока ты жив, ты можешь бороться и побеждать. А если ты умрешь, то побеждает тот, кто обижал тебя, а не ты.
Через несколько часов, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли залез под кровать и достал лезвие, которое Томми припрятал уже почти семь месяцев назад.
– Вот, – сказал он, отдавая его. – Мне оно больше не нужно. Я решил жить.
Донна прослезилась и обняла Билли.
Через какое-то время он обратился к Розали:
– Я не хочу больше ходить в мини-группу. Мне надо подготовиться к одиночеству. И мне нельзя раскисать. Так что никаких прощаний.
Но пациенты из группы сделали ему прощальные открытки, и когда Розали их принесла, Билли дал волю слезам.
– У меня такое ощущение, – сказал он, – что это моя первая нормальная человеческая реакция. Раньше у меня были, как это называется, «смешанные чувства». А такое со мной впервые.
Билли должны были увезти в пятницу 6 октября. У Розали в тот день был выходной, но она все равно пришла в больницу, чтобы побыть с ним. Она понимала, что кое-кто из персонала Уэйкфилда удивится и даже будет отпускать язвительные комментарии, но ей было все равно. Она вошла в холл отделения, Билли предстал перед ней в синем костюме-тройке; он в ожидании расхаживал туда-сюда, но казался при этом спокойным, как будто у него все под контролем.
Розали с Донной Эгер проводили Миллигана в здание администрации, где у стойки регистрации их ждал помощник шерифа в темных очках.
Когда помощник шерифа вдруг достал наручники, Розали вышла вперед, загородив Билли, и строго спросила, действительно ли есть необходимость сковывать его, как животное.
– Да, мэм, таков закон.