Сначала мама пристроила меня в лавку пана Жабского, который торговал колониальными товарами, там на вывеске так и было написано «Колониальные товары», а в витрине сидел шоколадный мавр, и вокруг него лежали коробки с чаем, кофе, какао, корицей, гвоздикой и всевозможными заморскими специями, а между ними красовались вырезанные из дерева и раскрашенные бананы, ананасы, папайи, кокосы и прочие фиги с маком. На полках за спиной у мавра красовались экзотические напитки: ликеры гданьской фабрики «Marachino di Zara», «Girolamo Luxardo», «Guille Goldwasser», «Persico», «Curasao», «Grand Chartreuse», мандариновый ликер аббатства Фекам во Франции, голландский ликер «Wymand Focking», а еще – какао Бендсдорпа из Амстердама, цикориевые кофейные напитки в пестрых металлических коробках «Франка», «Росманита», «Инжирный султанский» и «Инжирный королевский». Детвора, возвращаясь из школы, всегда толпилась у этой витрины и с нетерпением ждала, когда мавр им подмигнет, или улыбнется, или хотя бы пальцем поманит, а потом детишки приводили в магазин своих родителей и покупали халву, шербет, козинаки, финики, изюм. Не знаю, догадались ли вы уже, что этим шоколадным мавром был я, ведь что-что, а так вот сидеть без дела я любил больше всего. Сидеть мне нужно было утром, когда дети шли в школу, и после полудня, когда они возвращались, а еще в воскресенье, когда люди шли из церкви, растирая на языке сладкий вкус греко-католического или пресный католического причастия.
Хуже всего было, когда к витрине подходили мои приятели и корчили смешные рожицы, чтобы вывести меня из равновесия: Йоська оттопыривал языком нижнюю губу и со своими лопоухими ушами был похож на обезьяну, Вольф засовывал большие пальцы обеих рук в рот, растягивая его как можно шире, а указательными оттягивал веки вниз, Ясь прижимал свою физиономию к витрине и демонстрировал свой расплющенный нос. Я терпел, отводя взгляд в сторону, и думал о высоком. Продержался я на этой работе месяц, потому что когда какой-то озорник влез на витрину и пытался откусить мне ухо, думая, что оно шоколадное, я взорвался праведным гневом и высыпал ему на голову целый мешочек какао. Пан Жабский не смирился с таким безобразием и поручил мне другое дело – лепить наклейки на всякие пачечки с продуктами, а мое место занял другой мавр. Я не знаю, почему лавочник решил, что за час я должен налепить не менее сотни наклеек, сразу видно было, что он лишен творческого подхода, тогда как я имел философское видение этой задачи. Каждую наклейку я не просто смазывал клеем, но еще и вкладывал в нее душу, процесс вложения души продолжался не менее четверти часа, поэтому за час я мог приклеить не более четырех наклеек, да и то я считал, что такая спешка только вредит эстетической направленности дела, и будь моя воля, я бы в час налепливал не более одной наклейки, зато такая коробочка излучала бы всю любовь моего сердца и тепло моей души, но пан Жабский был другого мнения, поэтому он попросил мою маму забрать меня от него, точнее «от греха подальше», намекая, очевидно, на тихое желание убить меня, порезать на кусочки и продать в виде сушеных фиников.