Танго смерти (Винничук) - страница 57

– Это очень похоже на то, что я открыл в арканумской «Книге Смерти». Тацит писал, что «великие души не разлагаются вместе с телом». Буддисты верят, что каждый из нас прожил бесконечное число жизней, но они никогда не пытались найти способ, как опыт и знания предыдущей жизни вселить в новую. Арканумцы попытались это сделать, и их «Книга Смерти» тому подтверждение.

– Как и «Танго смерти».

– Но вы еще не нашли окончательного подтверждения. Вы ведь не встретили ни одного из тех, кому играли свое танго.

– Не встретил, но все еще жду. И не умру, пока не дождусь. – Улыбка его была печальной, а глаза, смотревшие на Яроша, щурились, веки дрожали, словно прогоняя непрошеную слезу. Через минуту он продолжил: – Нас было четверо неразлучных друзей. Украинец, поляк, немец и я, жид. – Заметив удивление Яроша, повторил: – Да-да, жид. Мы здесь в Галичине иначе себя и не называли, это в 1939-м, когда пришли освободители, они приказали нам называть себя евреями. Но «еврей» было обидным словом для любого жида. Это было трефное слово. Назвать кого-то евреем – это было все равно, что назвать бродягой, подонком, ничтожеством. Но после того, как немцы истребили жидов, во Львове поселились одни лишь евреи. Так вот, хочу вам дать одну рукопись, которая чудом сохранилась. Написал ее один из трех моих самых близких друзей Орест Барбарыка. Там описаны все наши приключения, и что для вас главное – там есть и о том, как были найдены страницы манускрипта Иоганна Калькбреннера.

Старик встал, прошаркал к письменному столу, выдвинул ящик, достал папку и вручил ее Ярошу.

– Я хранил ее долгое время в подвале в стеклянной бутыли, чтобы мыши не поточили. А для маскировки засыпал пшеницей. Как видите, сохранилась она хорошо, хоть и написана от руки, но почерк каллиграфический. Орест имел страсть к письму. К сожалению, остальные его записи пропали.

– А какова судьба ваших друзей?

– Мы подорвали себя гранатой в схроне, когда нас окружили энкаведисты. Они все погибли, а меня контузило, и мне оторвало руку, но я выжил. Возможно, потому, что не сидел вместе с ними, а стоял рядом и играл на скрипке. Играл «Танго смерти».

Моя мама очень не хотела, чтобы я вырос бестолочью, и меня это не удивляло, ведь чего можно ожидать от рядовой мамаши-литераторши, если не попыток вывести своего сыночка в люди, вот она и выводила, как могла, пытаясь меня трудоустроить, чтобы я был как все, забывая, что гениальные дети никогда не могут быть такими, как все. В пример мне она всегда ставила моих друзей, они вот – учатся, людьми станут, а я – олух этакий, учиться не хочу. Я терпеливо выслушивал ее эмоциональные речи и оправдывал себя только тем, что она меня не знает, не имеет ни малейшего понятия о том, чем я живу и что из меня вырастет, потому что видит только мою оболочку, которая невероятно обманчива, а внутри я ого-го какой непростой.