— Не надо! — Мы со Стасом одновременно вскочили с лавки. — Хочешь искупаться?!
— Ю-ху!
Алиса, оттолкнувшись, скользнула вниз.
Когда-то эта полуразрушенная площадка была, наверное, местом встречи влюбленных — но сейчас вместо портика над водой зияла дыра. Надо отдать Алисе должное — реакция у подруги действительно была прекрасной. Она цепко ухватилась за оставшийся кусок железного поручня как раз в тот момент, когда ее тело под силой инерции уже готово было сорваться в воду.
Я скатилась следом за ней, повторив сумасшедший трюк, и с перепуга захватила в такие крепкие объятия, что чуть не сломала ей ребра.
— Дура… что ж ты творишь?!
Алиса закинула голову назад и засмеялась. Я даже через одежду слышала, как сильно, буквально вырываясь из груди, стучит ее сердце. Ее щеки опять стали белыми, как мел, но когда наши взгляды встретились, в янтарно-карих глазах засиял странный, мерцающий блеск. Алиса прижалась лбом к моему лбу и шепнула:
— Это того стоило.
Стас, скинувший ролики еще наверху, сбежал к нам в одних носках.
— Твою мать… — тихо выругался он и, схватив Алису за капюшон, рванул к себе. — Смотри!
Мы втроем наклонились вперед, и в ту же секунду мне стало дурно.
Прямо под площадкой из мутной зеленой воды, как тростник, торчала ржавая арматура.
— Ты хоть понимаешь… — начал Стас, но не договорил. Мы повернулись к Алисе и замерли.
Она улыбалась.
Осень — настоящая, с дождями, безжалостно обрывающими скрюченные оранжевые листья, — вихрем налетела на город в середине октября и теперь не обещала покинуть нас. Со второго этажа нашего корпуса был виден широкий проспект, по которому лениво ползли мокрые синие троллейбусы, а вместо людей на остановках виднелись только маленькие парашютики разных цветов — черные, серые, в клеточку, и даже один ярко-лимонный. Я невольно улыбнулась — должно быть, под ним даже в такую отвратительную промозглую погоду было тепло.
Внезапный порыв ветра рванул «радостный» зонтик вверх, вывернув его наизнанку. Наверное, девушка вскрикнула, изо всех сил потянув его назад к себе. Да… уют и солнце в дождливый день стоят в нашем мире слишком дорого. И некоторым, чтобы осознать это, приходится его потерять.
Доказательств против Ольги не было практически никаких, насколько я могла судить по рассказам Светы, которая продолжала следить за событиями и периодически ходила проведывать несчастную девчонку в СИЗО. Единственное, чем располагало следствие, — это притянутый за уши мотив — убийство на почве ревности, и отсутствие у нее более-менее надежного алиби. В день ареста Оля говорила, что остаток ночи после концерта провела у себя в комнате в общежитии, но потом, скорее всего, от испуга, зачем-то стала утверждать, что на самом деле все время находилась на берегу озера в полном одиночестве, расстроенная очередной изменой любимого Валеры. Подтвердить ни ту, ни другую версию никто не мог.