Прапорщик-контролер в народе вертухай, появился в проходе между шконками. Он не спеша рассмотрел присутствующих и, ехидно улыбаясь, обратился к смотрящему за лагерем:
— А, господа арестанты, в картишки режетесь или «герасима» по шлангам ширяете? Шаман, а почему у тебя урки на бараке курят, ты же тут вроде как смотрящий? И что тут делают лица блатной национальности из других отрядов? Что Чалому тут надо? В ШИЗО захотел или на БУР?
Шаман, услышав такие обвинения, стал громко втягивать носом воздух и, скривив физиономию, сказал:
— Слушай, начальник, ты в натуре гонишь. Ты же знаешь, у нас на бараке никто не курит, а в карты у нас не играют, это же не казино какое. Чалый на отвал пришел, Лютый ему матрац свой обещал или законом запрещено отчуждение личного имущества?
— Смотри, Шаман, мне порядок нужен, — сказал контролер, автоматически делая импровизированный обыск.
Он приподнимал подушки, заглядывал в тумбочки, стараясь обнаружить запрет или «баян» с дозой героина.
— Да что ты ищешь, что не видишь, Лютый поляну накрыл отвальную. Чифирка с нами лучше хапни? — спросил Шаман, предлагая прапорщику испить традиционного арестантского напитка.
— Ха, Лютый, тебя, что можно поздравить с окончанием срока? Все отсидел?
— А то…, - ответил Сергей, — восемь пасок, начальник, как с куста, от звонка до звонка срок принял.
— Ну, тогда и мои поздравления прими, — ответил контролер.
— Ты теперь человек вольный. Давай заканчивай чифирь сквозь зубы цедить и дуй в спецчасть, там тебя Антоныч уже ждет с волчьим билетом.
С дальних отрядов до вахты было метров двести. Сергей, испив напоследок крепкого чаю, шел по «центряку» на волю, словно на пружинах. В часы лагерной меланхолии, мысли о свободе посещали его за последние годы только в истосковавшемся воображении. Блатные-мужики протягивали свои руки через стальные прутья «локалок». Сергей, прощался, пожимая руку каждому из них, и каждому он желал скорейшего освобождения.
Холодный октябрьский ветерок неприятно дул с Севера. Судя по его направлению, сегодня к вечеру Туруханский район вступит во власть северных богов, и снег накроет землю толстым и холодным одеялом. Зима в эти края приходила рано. Но этот год был поистине каким-то аномальным. Сентябрь простоял такой теплый и сухой, что немногие старожилы в последние сто лет не помнили о подобных сюрпризах матушки-природы. Лютому казалось, что даже эта суровая северная природа радуется его освобождению и продлевает для него, свои погожие и теплые деньки.
До внутренней вахты зоны остались считанные метры. В это миг его сердце от предчувствия освобождения просто хотело вырваться из груди. Лютый восемь лет ждал этого дня. Дежурный помощник начальника караула колонии ДПНК встретил его, как и водится, ехидной улыбкой. За двадцать лет службы на зоне, майор по кличке «Булкотряс», настолько преуспел в уголовном красноречии, что даже матерые урки зубоскалить с ним не рисковали. Было известно всем, что словесное «соревнование» на фене могло стоить водворением в штрафной изолятор.