В то время большевики стояли узкой полосой от деревни Разуваевка до Секачей, с обеих сторон прикрывая Велиж от прорыва блокады гарнизона. С западной стороны города большевики не старались наступать, так как им только-только хватало сил, чтобы просто сдерживать натиск десятой стрелковой бригады и третьей авиа-полевой дивизии генерала Пистериуса.
Одевшись в зимние маскхалаты, мы ползком по берегу Двины доползли до Нижних Секачей. От шестичасового пребывания в глубоком снегу на морозе вся униформа покрылась льдом и затрудняла всякие движения. Но это еще было только начало пути, так как нам было необходимо пройти почти до деревни Болошки и через Красное вернуться с матерым большевистским «языком». Тогда вся правая сторона реки была занята врагом, поэтому приходилось пробираться в тыл к «Иванам», минуя передовые и авангардные сторожевые кордоны. Во время перехода через Двину в районе деревни Нижние Секачи совершенно случайно мы напоролись на русскую разведку, нос к носу столкнувшись с противником посреди реки. Обер-лейтенант Крамер, держа в руке кинжал, прокричал:
— С нами Бог!!! — и увлекая за собой бойцов, он первым бросился на «Иванов».
Я как сейчас помню те остервенелые лица русских, которые скрипя зубами от ярости, молча и в полном меньшинстве, кинулись с нами в драку. По всему было видно, что пять человек ничего не смогут сделать против двадцати и исход рукопашной схватки изначально был предрешен в нашу пользу. Ножами, прикладами карабинов и кулаками мы старались пробить себе дорогу к правому берегу. Русская разведгруппа старалась сдержать наш натиск и тоже бросилась на нас, держа в руках острые ножи.
Схватка была скоротечной и я до сих пор с ужасом вспоминаю, до какой нечеловеческой злобы может война довести людей. Без единого выстрела мы, убивая ножами, бросились друг на друга. Получив прикладом русского автомата по голове, я, теряя сознание, упал лицом в снег. Этот удар, возможно, тогда и спас меня в той схватке. Я не видел всего боя и очнулся лишь тогда, когда обер-лейтенант Крамер привел меня в чувство. Голова ужасно болела и когда я, усевшись на лед, взглянул на место боя, то ужас от увиденного сковал все мои члены.
Среди окровавленного снега и льда в неестественных позах лежали тела восьми убитых человек. По всему было видно, что русские дрались до последнего человека и умирали на этом холодном ледяном поле брани, как настоящие солдаты. Я впервые увидел то, что будет преследовать меня всю жизнь.
Пробитый штыком «Иван» в самый последний момент своей жизни все же успел зубами вцепиться в глотку Мартину. Он, умирая, из последних сил перегрыз её, словно дикий зверь. Все его лицо было в крови. Так и лежали они вдвоем, обнявшись, словно братья. Побратимы этой войны и они уже не были врагами. Лежа на льду Двины, славой и подвигом своим они разделили нелегкую солдатскую судьбу. Был ли тогда Бог в их сердцах, и с какой верой они приняли свою смерть, было нам неизвестно.