Его серое лицо сковал необъяснимый ужас. Было ощущение, что его разум покинет голову, и он никогда не сможет помочь нам в запланированном деле. Царев стоял возле этой воронки и с глазами полнейшего отречения от самого себя смотрел в её дьявольскую глубину.
Что тогда произошло, ведомо только господу. Василий, как бы очнувшись от шока, горько зарыдал. «Иван» упал на колени и стал собирать окровавленные куски шинелей и униформы. Он никак не мог себе представить, что мог оказаться в этом месте со своими сослуживцами и разделить их горькую судьбу. Он не мог представить, что в одно мгновение окончилась жизнь сразу нескольких сот человек. Вероятно, что эта ужасная картина как-то изменила его сознание и он, после того как пришел в себя, впервые заговорил.
— Господин унтер-офицер, что я смогу для вас сделать? — спросил он.
Мне довольно трудно давался русский язык, но в эту минуту я понял, что «Иван» как-то хочет нам помочь. Что это было — я не знал! Порыв мести или осознание силы немецкого оружия?
Я видел, как его глаза загорелись, и он в одно мгновение предстал перед нами совсем другим человеком. Я не думаю, что это было предательством. Я не думаю, что этот русский трясся за свою жизнь в страхе смерти, нет, это было совсем другое. Это было осознание, и он в эти горькие минуты сделал сам свой выбор.
В тот злополучный день русской бомбардировки к счастью из моей команды никто не погиб. Условия складывались так, что нам необходимо было покинуть этот район и вернуться на основную базу сосредоточения нашей роты, согласно приказу, доставленному вестовым.
Йорган, видя тогда бесперспективность коллективного поиска, решил перейти в режим одиночной охоты и в тот же день, вызванные Крамером, мы вернулись обратно в Беляево.
Весть о налете авиации уже опередила нас, и я видел, как наши солдаты смотрели на нас глазами полными сочувствия и сострадания. Фактически русские ежедневно на своих фанерных этажерках бомбили нас, но их примитивное ночное бомбометание особого вреда не приносило. Иногда бомбы просто падали в лес вдали от всех военных целей.
Сегодня день был особенный и «Иваны» сыпали на наши головы не просто бомбы — это были пятисоткилограммовые чудовища. Подобная бомбардировка была уже не просто военной неприятностью, это был настоящий кошмар, заставляющий немецкого солдата зарываться даже в промерзшую землю. Любой осколок от такого мощного заряда мог запросто пробить танк, не говоря уже о людях из крови и плоти.
— Ну что Кристиан, хорошо вас пощипали сегодня русские бомбардировщики? Даже у нас с полок падали бутылки со шнапсом. Я представляю, как вам было жарко!? Это что, ваша «подсадная утка»? — спросил меня Крамер, указывая на Василия. — На хрена ты его приволок сюда? Сидел бы в сарае со всеми большевиками. А так таскаете, что дитя малое. Кому он сейчас нужен, если мы вечером выступаем в рейд.