Он открыл дверь, и я снова вспомнил афганский хлев, а затем меня бросили во тьму.
При падении я больно ударился коленями и откатился на что-то мягкое, напоминающее сырую солому. Из царапин, оставленных когтями человека-леопарда, сочилась кровь.
В этот момент я, наверное, с огромным удовольствием убил бы Митчелла, оказавшегося ужасным и отвратительным животным. Понемногу я успокоился, но видение смерти лорда Ньюмана все еще стояло у меня перед глазами. Ничего другого я в темноте не видел.
Постепенно ярость прошла, как я ни старался удержать ее, и мысли вернулись к моему собственному положению. Вне всякого сомнения, мне предстояло разделить участь премьер-министра. Может быть, не в аквариуме – я подозревал, что Митчелл захочет разнообразить эксперименты, – но каким-то похожим способом. Меня могли бы похоронить заживо, чтобы я выбирался на поверхность, извиваясь как червяк. Или, продолжал фантазировать я, заставили бы заново отращивать себе конечности, словно ящерицу, лишившуюся хвоста.
Я часто представлял себе свою смерть. После того как меня покинула Мэри, я в течение нескольких месяцев едва ли не жаждал умереть. Но только не таким образом. Ничего похожего у меня и в мыслях не было.
Прошли часы, но идея спасения не приходила мне в голову. Оставалось рассчитывать лишь на то, что возможность вырваться на свободу появится сама собой. Разумеется, я скорее соглашусь, чтобы один из монстров настиг и растерзал меня при попытке к бегству, лишь бы не стать участником ужасного эксперимента, подобного тому, какой я недавно наблюдал.
И вот этот момент наступил. Я услышал приближающиеся к двери шаги и звук открывающегося замка.
«Сейчас или никогда, – сказал я себе. – Приготовься, старина Джон!»
Однако Митчелл так и не зашел в комнату. Вместо этого он привел мне компанию.
– Располагайтесь! – крикнул он, дверь приоткрылась, и я успел разглядеть, как в комнату заталкивают Холмса, Челленджера и Манна. Через мгновение снова стало темно.
– Холмс! – позвал я. – Я надеялся встретиться с вами в других обстоятельствах.
– О, вы здесь, Ватсон? – послышался в темноте голос моего друга. – В такой недружественной обстановке?
– Какое унижение! – проворчал Челленджер. – Со мной обращаются как с животным!
– Если бы он этим и ограничился, – вздохнул я.
– Да, – согласился Манн. – У меня такое ощущение, что нам приготовили кое-что похуже.
Вот к чему привело мое настойчивое желание привлечь инспектора к расследованию. Вероятно, его жена никогда больше не увидит своего несчастного супруга. «А все из-за твоих дурацких принципов, старый осел», – подумал я.