С.А. Вронский одним из первых установил дату вторжения — 22 июня 1941 г. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то в начале весны весной 1941 г. Дело в том, что на основании именно его астрологического прогноза Р. Гесс принял решение о полете в Англию, к которому ему еще надо было подготовиться. Правда, тут следует иметь в виду, что Гесс знал дату нападения от Гитлера, причем явно до 30 апреля 1941 г., когда фюрер впервые озвучил ее перед генералитетом.
Наряду с Р. Зорге С.А. Вронский также одним из первых еще в конце 30-х гг. проинформировал Москву об угрозе возможного нападения Германии в 1941 г. Зорге сообщил об этом в одной из январских 1937 г. телеграмм со ссылкой на своего «друга» О. Отта тогда военного атташе Германии в Японии. А Вронский — весной 1938 г., так как тогда в Германии под контролем СС произошло особо секретное совещание астрологов, которое рекомендовало Гитлеру определить время нападения на СССР на май 1941 г.>{529}
Вронский не числился за советской внешней разведкой. Никаких материалов на этот счет нет. И потому СВР отрицает его принадлежность к советской внешней разведке. И ничуть не грешит против истины. Судя по крайне скудным биографическим данным Вронского, его вербовка была осуществлена по линии разведки Коминтерна, причем он и там явно не прошел по учетам. А когда его уникальные разведывательные возможности сформировались, его переключили на связь с личной разведкой Сталина.
Завершая этот краткий, но, как представляется, достаточно информативный анализ по одному из важнейших вопросов деятельности советской разведки (подразумевая все сообщество советских разведывательных служб того периода) накануне войны, хотелось бы напомнить, что ориентировочный срок нападения Германии был выявлен советской разведкой примерно за два года до самого нападения. Еще в первых информационных сигналах 1938–1939 гг. о грядущем в ближайшем будущем нападении Германии на Советский Союз указывалось, что это, вероятно, произойдет примерно через два года. Наиболее значимо этот срок возможного нападения засветился в полученной в промежутке с 17 по 19 июня 1939 г. информации о готовности Гитлера пойти на подписание договора о ненападении. В этой информации отмечалось, что Гитлер рассчитывает на то, что такой договор будет иметь значение примерно два года!>{530}У Сталина же, как известно, была могучая и очень цепкая память. И когда во второй декаде июня 1941 г. стали поступать сообщения разведки с уже более или менее конкретными данными о дате нападения, то, естественно, не вспомнить о той информации от июня 1939 г. он просто физически не мог, при его-то памяти. Хотя бы, например, потому, что Гитлер сам выболтал Сталину примерный срок нападения в своем майском (1941 г.) ответном письме, на что его сподобил лично Сталин. Гитлер тогда прямо указал, что примерно 15–20 июня он якобы начнет переброску своих войск с германо-советской границы на запад. Но когда на стол Сталина действительно стали ложиться донесения разведки с более или менее точными сведениями о дате нападения, то, вне всякого сомнения, круг, что называется, замкнулся.