— Так и будем лежать?
Я молча кивнул, вынул часы, положил их на рукавицу и показал, что еще полчаса не отдам карабина. Сергей ответил тяжелым вздохом.
Прошло еще пять минут… десять… пятнадцать. Медведь все ждал. Ни разу он не пошевелился, не посмотрел в сторону, не изменил напряженной позы. Охотник отвернулся, не смотрел ни на часы, ни на медведя, ни на карабин, делая вид, что его ничто не интересует. Тем временем минутная стрелка передвинулась еще на десять делений. Мой товарищ вынул кисет и начал демонстративно набивать трубку. Но он так и не разжег ее; она была нужна ему, чтобы прикрыть волнение и показать, что он осуждает мое поведение.
Я уже хотел отдать Журавлеву карабин. Вдруг медведь резко втянул шею, еще ниже присел на задние лапы и тут же ринулся вперед. Точно кошка, он распластался в трехметровом прыжке и всей тяжестью обрушился вниз. Сугроб провалился, как яичная скорлупа. Зверь взревел и лапами, словно лопатами, принялся раскидывать снег. Но… добыча ушла. Мишка или промахнулся или поторопился прыгнуть, не дождавшись, пока тюлень поднимется на лед.
Медведь стоял над отдушиной. Весь вид зверя выражал крайнее недоумение и огорчение неудачей. Казалось, что вот-вот он с досадой махнет лапой или почешет затылок.
— Эх ты, горе-охотник! Промазал! — закричал Журавлев, поднимаясь во весь рост на вершине тороса.
Зверь преобразился, поднялся на задние лапы, заревел, потом крупными прыжками бросился к нам. В этот момент через ложбину между торосами промелькнули наши упряжки. Собаки, услышав рев зверя, мгновенно бросились к нам. Ни усталость, ни груженые сани уже не могли удержать их. Шум и смятение заполнили площадку. Один из медвежат свалился с саней и волочился на боку, привязанный цепью. Другой с перепугу истошно ревел. Еще минута, и собаки, связанные в своих движениях упряжкой, попадут в лапы зверя. Медведь уже направился к ним.
— Смотри не промажь, — предупредил я Журавлева.
— Небось, не медведь! — прицеливаясь, проворчал охотник.
Грохнул выстрел. Зверь замертво упал перед налетевшими собаками.
Лунка, возле которой дежурил медведь, была непохожа на обычную. Отдушины, что поддерживаются тюленями только для дыхания, имеют верхнее отверстие не более 5–7 сантиметров в диаметре и в целом напоминают узкий конус. Эта же лунка походила на обыкновенную прорубь в полутораметровом льду, стенки ее были вертикальные, а верхнее отверстие — не меньше 25 сантиметров в диаметре. Сугроб, обрушенный медведем, образовывал над лункой небольшой свод, под которым тюлень вылезал на лед. Судя по всему этому, отдушину проделала нерпа, поддерживая ее всю зиму для весенней щенки. Это своеобразное родильное помещение и вынюхал медведь, но не только не сумел воспользоваться добычей, а и сам поплатился жизнью.