Геро, словно завороженная, смотрела туда, где его рука касалась ее.
– Странно, правда? Мы носим столько всякой одежды, завязываем ее, застегиваем, а под ней у нас… – она обхватила двумя пальцами его член, – …этот секрет.
Она подняла к нему лицо – ее глаза смотрели серьезно.
– Все любовники так думают? Что у них есть секрет, известный только им двоим? А как у вас было с другими женщинами? Так же?
То, что она поставила себя в один ряд с другими безличными женщинами, с которыми он спал, поразило его до глубины души. Они были мимолетными призраками в его жизни.
Геро для него нечто неизмеримо большее.
Гриффин обхватил руками ее тонкую талию, приподнял и усадил поверх своих бедер.
– Какие другие женщины? Я не могу вспомнить ни одной, кроме вас.
Он потянул ее к себе, чтобы поцеловать, но она остановила его, положив ему руку на грудь.
– Ваши слова красиво звучат, милорд, но ведь в прошлом у вас были другие женщины, и будут еще.
– Нет. – Его решительное «нет» прозвучало твердо и мгновенно. Геро говорит о будущем, где они будут разъединены, и, наверное, подразумевает, что и у нее появится другой мужчина. Он не желает думать ни о других женщинах для себя, ни о других возлюбленных у нее. Он этого не приемлет.
Он улегся на нее, придавив своей тяжестью, но ему было все равно.
Она должна понять.
– Нет никого другого ни для вас, ни для меня, – сказал он, прижавшись носом к ее лицу. – Никого не существует вне этой комнаты. Только вы и я, и это.
С этими словами он вонзился в нее. Она не была готова к такому неожиданному натиску, но он уже не мог сдержать себя.
– Гриффин… – Она выгнулась под ним и развела ноги.
– Вы и я, – задыхаясь, произнес он, – мы особые. И между нами происходит не то, что делают остальные. Мы вместе, и мы ни с кем не сравнимы.
– Этого не может быть, – упрямо ответила она.
– Может, – выдохнул он. Почему она ему не верит? Почему отрицает что-то таинственное, но тем не менее существующее? – Послушайте меня. У меня никогда впредь не будет такой возлюбленной. А у вас никогда не будет такого, как я. То, что есть только у нас, мы должны сохранить в памяти.
– Но я не думаю…
Господи, она сводит его с ума, доводит до бешенства…
Гриффин не мог придумать больше никакого убедительного довода, поэтому припал к ее губам и просунул язык внутрь медовой сладости ее рта. Она лежала под ним, мягкая, уступчивая, ее бедра прижались к нему, а ее нежное, влажное лоно с радостью принимало его в себя.
Гриффин забыл про свою изощренность опытного любовника. Все куда-то ушло, исчезло простое физическое соитие, их тела и души слились в единое целое.