Ханс и Болеслао садятся на глубокий диван, заказывают выпивку и разговаривают. Ханс — чистокровный ариец. Он приехал в Испанию тридцать лет назад, сам не зная зачем, и остался. Возможно, что открытость отношений среди испанцев компенсирует его природную и мучительную для него замкнутость. Светловолосый Ханс инфантилен как все гиганты. Болеслао замечает, волосы у Ханса начинают выпадать. У него голубые глаза и в лице есть какая-то ущербность, связанная с незавершенностью взросления. От его внешности женщины наверняка приходят в умиление, думает Болеслао. У Ханса было много любовниц в Испании. Но он холостяк. Когда они оба были помоложе, то вместе выходили на охоту за женщинами. Об этом они сейчас и говорят. У Ханса голубые глаза, его рот выглядел бы еще более чувственным, если бы не был таким детским. Ханс, устав от женщин, нашел себя, увлекшись машинами. Болеслао, устав от женщин, нашел убежище в увлечении девочками-подростками, то есть, поставив себе недостижимую цель. В невозможности ее реализации — его алиби.
Они пьют, не обращая внимания на чересчур назойливых и слишком надушенных девиц, время от времени начинающих усиленно вертеться вокруг них. Они разговаривают. Сквозная нить этого разговора, хотя об этом ни слова не сказано напрямик, в том, что они постарели и профукали свои жизни. Причем они даже не осознают, что жизнь надо завоевывать, извлекать из нее пользу, удерживать. Жизнь растрачена, и все.
Встреча доставляет им меньше радости, чем они от нее ждали.
— Надо взглянуть, не вернулся ли этот на твоем мотоцикле. Кажется, он уже злоупотребляет.
— Оставь своего друга, пусть катается.
Одна из девушек садится на подлокотник дивана со стороны Болеслао. Она совсем молодая, похожа на куколку, стройная, смуглая, веселая и наверняка под кайфом.
— Сегодня даже проституткам надо постараться, чтобы вас потискали, — говорит ей Болеслао, чтобы обидеть и таким образом от нее отделаться.
— А мне нравятся кто постарше.
— Сделаешь то, о чем попрошу?
— Конечно. Я здесь как раз для этого.
Болеслао знает, что живет сейчас второй жизнью, разогретой алкоголем. Возможно, это и есть настоящая жизнь. Он смотрит на Ханса, и они без слов понимают друг друга: раньше, когда мы клеили женщин, в основе была любовь, а теперь остаются лишь проститутки или кто-то из нашего возраста; хорошо еще, что молодежь кинулась в этот промысел, и это — как раз наше; кажется, я поднимусь с этой девочкой, а ты подожди моего приятеля, который должен вернуться с мотоциклом.
Ханс понятлив и, как всегда, с нежностью относится к очередной авантюре Болеслао, своего первого учителя испанского языка. Он пьет и улыбается. Совершенно очевидно, что поступок Болеслао его забавляет. Это видно по его светлым глазам. Он рад за своего старого друга, у которого еще хватает пороха, чтобы лечь в постель с проституткой почти подростком.